Преследователи показались через считаные мгновения. Первый, молодой и круглолицый, горячил лошадь толчками ног и гортанными выкриками. И дико заорал, когда тяжёлая стрела настороженного на лося самострела пропорола бедро всадника, намертво пригвоздив ногу к смертельно раненной лошади.
Скакавший следом невольно задержался перед упавшей кобылицей. Чтобы тотчас получить стрелу в ничем не защищённое горло.
Третий увидел русского. Оба почти одновременно выхватили из колчанов смертельных посланцев. Татарин спустил тетиву первым, увидел, что противник шагнул за своё деревянное укрытие, грамотно заставил коня вздыбиться, прикрывшись живым щитом, и поскакал назад. Иван выстрелил вслед, но лес-союзник подвёл: задев в полёте еловую лапу, стрела ушла чуть выше. Последний преследователь скрылся невредимым.
Медлить было нельзя. Охотник выскочил из-за деревьев, вырвал у продолжавшего неистово орать пленника из ножен кривую саблю, рубанул у самого древка. Швырнул далеко в чащу всё оружие татарина. Стащил раненого со стрелы, перекинул через плечо и изо всех сил побежал с тяжёлой ношей в тёмную чащу. Потеряв от боли в раздробленной ноге сознание, татарин обмяк и замолчал.
Иван уходил долго, то переходя на шаг, то вновь двигаясь трусцой. Он свалил свою ношу на укрытую жёлтым игольником землю, лишь окончательно убедившись, что позади никто и ничто уже не нарушает покой леса. Облизнул сухие губы. Утёр обильный пот со лба. Вздрогнул, пережив вновь содеянное и осознав, что за всем этим может последовать.
Пленник лежал неподвижно, смертельная бледность пала на его лицо. Боясь, что он может так и не услышать желаемого, Иван оторвал от одежды татарина длинную полосу, крепко перебинтовал рану. Затем сорвал большой пук длинного сырого зеленого мха и, словно губкой, вытер беспамятное лицо.
Это помогло. Раненый дёрнулся, открыл глаза, мучительно застонал. И осёкся, столкнувшись взором с неистовым взглядом своего врага.
— Кто стрелял стрелами с красными перьями? Кто, слышишь?! Отвечай, гад!!
Губы раненого растянулись в презрительной усмешке. Его можно было понять. Уже почти век русичи угодливо кланялись татарам. Он сам чаще видел спины, чем лица. А тут какой-то смерд осмелился?..
— Ты сдохнешь, как шакал! — словно выплюнул пленный. — Я сам сдеру твою вонючую шкуру! Амылей меня не бросит в этом лесу.
— Ещё раз повторяю! Как звали тех троих, что били красными стрелами? Ну? Всё равно ведь скажешь, только мучиться дольше будешь.
Услышав новые угрозы явно не трусливого нукера, Иван повёл глазами по сторонам. Увидев невдалеке под елью высокий муравейник, перетащил пленника туда. И вновь повторил вопрос, указывая в сторону громадной игольчатой кучи: