Обет мести. Ратник Михаила Святого (Соловьев) - страница 29

Камиль набросился на русича, словно сокол на беззащитного селезня. Его сабля искристой молнией засверкала в руке. Казалось, что у крестьянского сына нет никакой возможности остаться в живых после этого стремительного наскока. И лишь опытный глаз мог заметить, что парень не растерялся, что быстро реагировал, вовремя подставляя щит. Что удачно делал шаг в сторону, заставляя булат попусту рассекать воздух. Да, в силе и ловкости Иван Камилю не уступал! Чего явно нельзя было сказать об умении владеть холодным оружием. Эх, были б в руках топоры, а не эта легкая сталь!..

Обитатель лесов однажды смог сделать удачный выпад, но его острие лишь вскользь прошло по животу Камиля, защищенному кольчугой. И в тот же миг последовал ответ. Татарин рубанул сверху, удар рикошетом от окованного верха щита пришелся в шлем, и ветер подхватил длинные волосы русича, разметав их по плечам. Сидящие подле князя невольно охнули, сидевшие вокруг Амылея радостно загомонили.

Иван явно был потрясен и оглушен. Он попятился назад, стремясь выиграть мгновения и прийти в себя. Камиль гикнул и удвоил натиск. Он пошел напропалую, стремясь добить наглеца. Верхний край красного щита тверича треснул, не выдержав града ударов. Искры летели от скрещивающихся сабель. Еще чуть-чуть и…

— Ванька!!! Уклоняйся в сторону!!! Этот дурак провалится!!!

Дикий крик позабывшего все на свете Грикши дошел до разгоряченного сознания Ивана. Он не стал в очередной раз подставлять ставшую ненадежной окованную железом деревянную защиту, а шагнул вправо от падающего сверху удара и изо всех сил ударил своим более тяжелым щитом в щит потерявшего на миг равновесие Камиля.

Левая рука татарина мгновенно онемела, тело открылось. Теперь уже великий князь вскочил на ноги. Иван пошел вперед, под его натиском татарин засеменил назад, потом вдруг развернулся и постыдно побежал. Русичи злорадно захохотали и заулюлюкали. Михаил опомнился первым.

— Разнять!! — громовым рыком приказал он. И тотчас несколько ратных исполнили приказ, не дав русичу испить радость победы до конца.

На Менгу-хана было страшно смотреть. Он ненавидяще глянул на побежденного, схватился было за рукоять сабли. Потом опомнился и с ханским достоинством повернулся к великому князю:

— Где твои люди, князь? Пусть едут в ставку Амылея, пусть смотрят все! И заканчивай суд один как пожелаешь. Я устал.

— Я могу быть справедливым, хан? — слегка растерявшись, уточнил Михаил.

— Если найдут ту девку, можешь делать с этими тремя что хочешь! Тохте я все расскажу сам. Менгу два раза не говорит.