Всё замерло. Жаркое, но уже не такое обжигающее сентябрьское солнце разогревало стальные палубы пароходов. Открыли люки, Мохаммед в бинокль разглядывал притихшее побережье. Он знал, что срок в один час нереален. Хотя бей — выходец из янычар и воин, нужно время, чтобы получить и осмыслить письмо, посоветоваться с подельниками, влезть в парадный халат и прибыть в порт. Часа явно мало. Поднялся маленький беспилотник. На одной из улочек — процессия, спешащая в порт. Не успевают. Придется сдержать угрозу. В сторону от предполагаемого янычарского маршрута унесся пяток снарядов главного калибра и десяток пятидесятимиллиметровых. Кусок припортовых складов смахнуло как метлой, среди малых одномачтовых судов начался нешуточный пожар.
Османы остановились в нерешительности. Но публичность — великая вещь. Хоть грамотных мало, по пути к бею содержание послания стало известно многим. Струсить и дать расстрелять город — значит, потерять власть, а с ней и жизнь.
Сгрудились у уреза воды. До шлюпки метров двадцать, один из самых пестро одетых носителей чалмы подобрал полы расшитого халата и пошлепал по воде, смешно поднимая ноги в остроносых сапожках. Его втянули в шлюпку, несколько ударов веслами, и шлюпка подошла к борту «Энолы».
— Ты — бей?
— Нет, господин. Я — верховный евнух повелителя. Он ждет на берегу.
— Передай ему, что не верю османским собакам ни на грош. В Алжире мой посланник сошел на берег, ему отрубили голову. Пришлось снести это логово шакалов. У твоего бея осталось полчаса. Да, передай ему, если дернет бежать, клянусь бородой пророка, перебью всех, кто толпится у воды, не дам захоронить до захода солнца, а потом остатки скормлю свинье. Хорошо меня понял, шайтаново отродье?
Отпущенный незадачливый посол в мокрых шароварах вернулся на берег, начал что-то эмоционально объяснять, махал руками, потом упал на колени и продолжал уговаривать тучного господина. Начальственного вида янычар гневался, угрожал, сыпал приказами, которые никто не бежал исполнять, и в итоге поплелся к шлюпке. Стараясь держаться достойно, он не засучил халат, и дорогая расшитая ткань волочилась по мусору и водорослям.
— Мои требования. Первое — десять тысяч европейских невольников не старше двадцати пяти лет. Второе — корабли для их отправки в Европу. Третье — двести килограммов золота в любом виде. Даю тебе время на все — четыре часа.
— Но, господин…
— Я не закончил. Передашь султану, что пока он не издаст указ о смертной казни за пиратство в отношении европейцев и не пришлет посольство в Париж по поводу компенсации многолетнего разбоя, я пройду вдоль всего побережья до Дарданелл, сжигая все города и захватывая все корабли. Потом спалю столицу.