– Какая у тебя наживка?
– Соленая свинина.
– Значит, ничего не поймаешь. Рыба клюет на мух.
Пока Зак говорил, красногорлый лосось взметнулся из воды, чтобы на лету поймать какое-то насекомое. Взгляд Клементины сосредоточился на кругах, оставленных прыжком. Рафферти читал мысли невестки, будто те были написаны у нее на лбу типографской краской. Она наверняка представляла, как насаживает на крючок волосатую отвратительную муху. Но Зак не хотел опять ошибиться, предполагая, что Бостон слишком брезглива, чтобы довести дело до конца. Надо отдать ей должное, смелости ей не занимать. Изнеженная дамочка упорно противостояла своим страхам, словно сбивая их выстрелами один за другим, как бутылки из-под виски с пня.
Кроме него. Он был единственным страхом, которому она не решалась посмотреть в лицо, и Зак думал, что знает тому причину лучше нее самой.
– Клементина… – Впервые он назвал ее настоящим именем, вкус которого на языке оказался душистым и сладким.
И снова Рафферти зацепил ее взгляд, но на сей раз смог удержать его. Губы женщины разомкнулись, словно она собиралась заговорить. Зак погрузился в глубокие мятущиеся тени в ее глазах.
– Чем вы занимались раньше?
Рафферти чуть не поперхнулся воздухом, устремившимся в легкие, когда он снова начал дышать.
– Когда именно?
Клементина скользнула сцепленными руками по ногам до босых ступней, опустив плечи, и неуверенно улыбнулась. Точь-в-точь молоденькая девушка. Ее ноги были очень бледными.
– До того, как приехали сюда, – сказала она. – До Монтаны.
Ему было до смешного приятно, что она хочет что-то узнать о нем. Рафферти почувствовал, как к щекам прилило тепло.
– В основном отслеживал рогатый скот, то есть день напролет проводил в седле под палящим солнцем и в удушающей пыли, а вечером ужинал чертовой тушенкой и кислым пирогом и засыпал в одиночку на холодной земле.
– Ха. – Клементина слегка выпятила нижнюю губку, отчего внутренности Зака скрутило в узел. – Думаю, вам нравилась такая жизнь.
Рафферти поднял взгляд. Она пристально смотрела на него – рот полуоткрыт, глаза глубокие и темные.
Жалостливый вой нарушил напряженное молчание.
Клементина перестала смотреть на Зака, и ее щеки окрасил слабый румянец. Она махнула тонкой рукой в сторону берега.
– Ваш бедный пес, – сказала она, и Атта-Бой запрокинул голову и снова завыл, как койот на полную луну. Уголки ее губ задрожали, норовя расплыться в улыбке. – Думаю, ему там одиноко.
Рафферти медленно выдохнул.
– Ты же не захочешь, чтобы псина перебралась сюда. Он катался в коровьих…нечистотах. И теперь от него несет как от помойки.