– Она здесь, – сказала миссис Йорк, и Клементина вздрогнула.
Женщины вошли в маленькую спальню, где ощущался запах камфары и нюхательной соли, поверх которых витал болезненно-сладкий дух разложения. Мертвая девочка лежала на простой железной кровати под стеганым одеялом, разрисованным мелкими разноцветными васильками. Маленькая золотоволосая головка едва создавала вмятину на кружевной подушке. В комнате было тихо, за исключением тиканья напольных часов и шипящего скрипа кресла-качалки, чьи изогнутые полозья колебались взад-вперед, взад-вперед на голом сосновом полу.
Миссис Йорк опустилась на колени перед женщиной в кресле-качалке и неловко погладила по ноге. Мать усопшей закрывала лицо руками.
– Сафрони. Я привезла миссис Маккуин. Она любезно согласилась сделать фотографию маленькой Пэтси.
Женщина издала сдавленный хныкающий звук. Огромный ком жалости застрял в горле Клементины. Она повернулась к ребенку на кровати.
Солнечный свет лился сквозь кружевные занавески на окне и преломлялся рубиновым стеклом лампы, стоящей на дамском столике рядом с кроватью. Свет придавал щечкам малышки румянец жизни. Такая красивая девочка, и казалось невозможным…
Клементина ощутила головокружение и тошноту, вроде той, что почувствовала, поев земляники. Она не знала, не понимала в полной мере, каково это. Раньше она сострадала бы женщине в ее потере, но отстраненно, как посторонняя. А сейчас ее остро пронзила боль осиротевшей матери. «Как она это выносит?» – задалась вопросом Клементина. Как такое возможно вынести?
Она глубоко вдохнула ртом, осматривая комнату. Если отодвинуть в сторону занавески, то два больших окна дадут достаточно света, и не придется жечь магниевую проволоку, которая придаст образу унылый и мрачный вид. Это изображение должно создавать впечатление нежности и мягкости. Клементина не хотела, чтобы на фотографии малышка выглядела мертвой – нет! – пусть кажется живой и мирно спящей.
Дрожащий голос затянул колыбельную, скрипя как ржавая цепь.
Клементина повернулась и от ужаса чуть не ахнула вслух. Мать девочки опустила руки и подняла голову, и ее лицо… ее лицо было ужасно изуродовано татуировками, похожими на бегущие ото рта вниз по подбородку темно-синие капли слез.
Сафрони качалась, пела и плакала. Ханна Йорк встала с колен и шагнула вперед.
– Вам потребуется помощь? – Она указала на саквояжи у ног Клементины.
Та моргнула и гулко сглотнула.
– Нет, нет, спасибо. Я справлюсь. «О, Боже, – подумала она. – Ее лицо. Ее бедное лицо».
Клементина с трудом заставила себя не смотреть на несчастную, избегая непростительной грубости.