– Он способен на убийство?
– Снова пошло, – поморщился Феликс. – Вы просто не врубаетесь в ситуацию, Александр Борисович. Манцевич способен на все, но у него есть голова на плечах. Допустим, появился у него мотив для ликвидации паренька, но зачем это делать на судне, на котором ты плывешь? Альберт провел бы акцию так, что комар носа не подточит. Грубость – не его стиль. Не желаете пропустить по стаканчику, Александр Борисович? Сдается мне, что сейчас в кают-компании не очень многолюдно.
– Вы не представляете, как желаю, – простодушно признался Турецкий. – Может, через полчасика?
Атмосфера на яхте, застрявшей в тридцати милях от берега, начинала сгущаться. Не происходило ровным счетом ничего, но уверенность, что события уже выстраиваются в очередь, не покидала. Он постучался, как приличный человек, ему не ответили, он толкнул дверь, вошел, не без опаски покосился на кружевной черный лифчик, непринужденно наброшенный на стул, на недоеденные орешки, чипсы, алюминиевые банки в широком ассортименте, естественно вписанную в интерьер пепельницу, доверху набитую окурками. Но духа притона здесь как-то не чувствовалось – воздух насыщали индийские благовония – не так давно здесь жгли ароматические палочки. Наброшенная на кровать накидка вызывающе пестрой раскраски наводила на мысль о тантрическом сексе.
Впечатление усилилось, когда отворилась дверь в санузел, и под шум сливного бачка вышла худощавая женщина с сигаретой во рту. Из одежды на ней были только узенькие плавки и амулет на шее, изображающий круг в круге.
– О, – сказала женщина с сильным акцентом, удивленно приподнимая ресницы. – Суайе ле бьенвеню? Добро пожаловать, месье. Какая приятная неожиданность!
– Ради бога, простите, Николь, – ахнул Турецкий, поворачиваясь на сто восемьдесят через левое плечо. – Я стучался, но никто не ответил, мне так неудобно…
Он простоял, отвернувшись, порядка минуты – то есть время вполне достаточное для того, чтобы женщина что-нибудь на себя накинула. Осторожно повернулся, посмотрел одним глазом. Картина не менялась. Женщина стояла напротив него и с любопытством смотрела. Как будто это он был голый.
– Салю, – сказала Николь.
– Бонсуар, – согласился он.
Турецкий снова отвернулся. Стоял, ждал.
– Вы такой странный, – вынесла закономерный вердикт француженка.
Он повернулся и стал смотреть в ее глаза. В них светились искренний вопрос и непонимание.
– Я странный? – уточнил Турецкий.
– Конечно, вы, – уверила женщина. – Вы пришли сюда, наверное, не для того, чтобы отвернуться и молчать?
– Вы… не хотите одеться?