Прошел еще час, и мне вдруг захотелось сделать нечто такое, о чем я еще с утра и подумать не мог. Вряд ли это был результат Метта-бхаваны, скорее — всего курса в целом. Я направился к домику, где провел десять ночей, и, на мгновенье замешкавшись, постучал в дверь соседа. От толчка дверь приоткрылась, и я увидел пустое помещение: ни постельного белья на кровати, ни чемодана в углу… Мой «козел отпущения» собрался и уехал еще до Метта-бхаваны. И я впервые подумал, что на душе у него все эти дни было явно неладно.
Оставалось еще несколько часов медитации, но, как и предупреждал Учитель, медитировать не получалось. Все были возбуждены и ждали освобождения. Правило «сегрегации полов» все еще действовало, и мужская и женская половины лагеря по-прежнему были разделены «берлинской стеной», но Рон уже успел поругаться со своей молодой женой, и еще какая-то пара перемигивалась возле входа в зал медитации.
Вечером, убедившись, что обезьяны на время исчезли, я взобрался на крышу, чтобы сделать фотографию лагеря. Я нацелился на свой домик и уже собрался нажать на кнопку, когда заметил в видоискателе темное пятно — в самом центре объектива сидела божья коровка и не собиралась никуда улетать. Я выдвинул объектив — насекомое продолжало сидеть как ни в чем не бывало; я потряс фотоаппаратом — не помогло. И мне вдруг стало смешно: это мой фотоаппарат, я хочу сделать снимок, но мне мешает вот такая шмакодявка! И я не то что прихлопнуть, даже просто щелкнуть ее, чтобы слетела, не хочу! Я смотрел на объектив: крошечное существо в красном плаще с черными пятнами сидело передо мной и перебирало то усиками, то лапками. У меня не было к нему никакой любви. Одно только уважение.
Послесловие 1
С момента окончания курсов прошло меньше недели. Все эти дни я был занят одним-единственным делом: писал эти записки. Я писал их в кровати — перед тем, как уснуть или встать, в кафе — в ожидании еды, во время и после нее. Я писал даже на ходу! Не было ни одной минуты, чтобы я не думал о Випассане. Впрочем, нет — по утрам, а иногда и по вечерам, я спешил в лагерь, чтобы час помедитировать вместе с прочими «старыми» студентами. И тогда старался не думать ни о чем.
Я исписал две шариковые ручки и несколько блокнотов. Надоел всем до чертиков в интернет-кафе, стараясь с утра занять «свой» компьютер. Давно уже — а может, и никогда! — я не работал с таким сосредоточенным упрямством. Мне хотелось закончить рассказ по горячим следам, до того как поблекнут впечатления. Кажется, я успел. Потому что и сейчас, когда поставлена последняя точка, я продолжаю жить тем, что со мной происходило в те десять дней.