— Речь не о них, — спокойно заметила Надани. — Я отсылаю их потому, что так пожелал хозяин нашей земли. Он приезжает к нам.
Хин даже поднял голову, но смотрел, хмурясь, куда-то мимо людей.
— Но это не мой отец, — наконец, сказал он. Помрачнел. — Это ещё один благородный.
— Твой отец покинул мир под небесами, — вмешался Тадонг с одобрительного кивка Надани. — И, право, Хин, мне показалось, что ты пренебрежительно отозвался о высшем сословии. Тебе, конечно, это и не пришло бы в голову, но всё же я отмечу, что делать этого не стоит никогда.
Мальчишка едва ли услышал его и неприязненно уставился на мать.
— Ты не говорила до сих пор ни о каком хозяине!
— «Вы», — поправил его Тадонг.
— Хин, у всякой земли есть хозяин, — более жёстко, чем ей того хотелось, выговорила Надани. — И этот хозяин всегда благородный. Ты и сам мог бы понять.
— Ты убеждала меня, что наследник — я!
Женщина ударила ладонью по подлокотнику.
— А ты всегда огрызался, и теперь ведёшь себя как избалованный ребёнок, — она поднялась. — Уан приедет, хочешь ты того или нет. Так же Солнце не спрашивает у тебя разрешения, чтобы взойти поутру. Ты наказан и останешься у себя в комнате до тех пор, пока не будешь готов встретить… уана с подобающим уважением.
— Ты даже не знаешь его имени, — зло буркнул Хин.
Надани досчитала до восьми и спокойно велела Тадонгу:
— Отведи его в спальню и сообщи Меми моё указание.
Когда женщина вновь осталась одна, она устало вздохнула и помассировала виски, прошлась по ковру от двери до окна, обратно, и снова к окну.
Саванна куталась в непроглядную тьму, и Надани различала деревню лишь благодаря ярким огням, похожим на упавшие звёзды. Она знала, что там происходит: местные танцуют вокруг костров, поют песни на странном языке и пьют вонючую жидкость. Надани покачала головой и, накрыв лампу чехлом, вышла из кабинета. Засыпая, она вспомнила, что так и не сказала ни Тадонгу, ни сыну о том, что уан не был человеком.
Пожилой мужчина в тюрбане, скрывавшем волосы, и длинной белой накидке дремал, сидя. Его хищный нос едва не касался карты, разложенной на столе. В хижине он был один, через щели в стенах из глины, хвороста и камня легко проникали шум снаружи и солнечные лучи. Был полдень, но ни бряцанье оружия, ни громкий говор проходивших мимо людей, ни скрип колёс не тревожили спящего.
Едва слышно стукнула дверь, зашелестела завеса из сухих трав. Мужчина открыл глаза и медленно поднял голову от карты. Он ожидал увидеть какого-нибудь новобранца, вместо этого к столу шагнул Йнаи, самый молодой из его советников — лишь через два года этому юнцу должно было исполниться сорок.