— Саймон, — голос Джелиты звучал ниже, чем обычно, и дрожал.
— Да, я тоже чувствую. — Саймон соскользнул с широкого ложа на ступеньки помоста и потянулся к креслу, на котором лежала одежда. Где-то у стен Южного Форта или в его окрестностях случилось что-то неладное. Он стал перебирать в уме возможные варианты. Морской набег карстенцев? Саймон был уверен, что через горы отрядам герцога не пробиться: горы патрулировались сокольничьими и подчиненными ему отрядами защитников границы. А, может быть, внезапный удар со стороны Ализона? Угрюмое молчание северного соседа давно внушало подозрения…
Саймон натягивал сапоги и застегивал пояс, когда на ум пришло еще одно предположение, от которого у него перехватило дыхание, — кольдеры! Ведь они не были окончательно уничтожены, и теперь сила, столь же чуждая этому миру, как он сам, пробудилась и опять грозит Эсткарпу.
Уже несколько месяцев — с тех пор, как этот коварный враг нанес удар и был отбит, с тех пор, как оплот кольдеров, остров Горм, был взят штурмом, а попытка кольдеров подчинить себе соседний Карстен провалилась, о них ничего не было слышно. Даже удержанный ими замок Иль молчал, и силы Эсткарпа не могли ни с моря, ни с суши преодолеть невидимый барьер, защищающий его стены и башни. Саймон и не думал, что победа на Горме — это конец угрозам со стороны Кольдера: опасность сохранялась до полного изгнания чужеземцев за море. Но пока забот хватало и без того: Ализон на севере был подобен псу, готовому сорваться с цепи, а Карстен на юге — дремлющему вулкану.
Саймон вслушивался в тишину, ожидая ударов набата — защитников границы, составлявших гарнизон форта, нельзя было застать врасплох. Но сигнала тревоги так и не прозвучало.
— Саймон! — оклик был таким громким и повелительным, что он резко обернулся, держа оружие наготове.
В сумеречном свете лицо Джелиты казалось мертвенно-бледным, а глаза — бесцветными, и трудно было понять, что это — страх или нечто другое? Джелита набросила на себя темно-красное платье из тонкой ткани и придерживала его одной рукой, не успев надеть в рукава. Платье волочилось по полу, пока она, как лунатик, медленно обходила ложе, приближаясь к Саймону. Но нет, Джелита не находилась в состоянии транса, и не страх владел ею.
— Саймон, я все та же!..
Эти слова поразили его еще больше, нежели оклик: они отозвались в нем глубокой болью, и он подумал, что эта боль не уйдет со временем, но будет расти. Так вот оно что! Значит, для нее это настолько важно? Так важно, что с тех пор, как они стали мужем и женой, она чувствовала себя ущербной и мучилась этим? И тут же другая часть его сознания, менее подвластная эмоциям, заговорила в защиту Джелиты. Колдовство было неразрывно связано с ее жизнью; как и все колдуньи, она гордилась своим Даром и испытывала восторг, владея им, однако, женщина по своей воле простилась со всем этим, когда пришла к Саймону, а ведь для нее было несомненным то, что выходя замуж она навсегда утратит свой Дар. И как же он не понял всего этого раньше?!