Больше меня не трогали.
* * *
Я не знаю, сколько денег мать отстегнула за то, чтобы скрыть мою болезнь, что я даже смог учиться в престижной школе. Она русская, хоть и полячка. О поляках в имперском секторе мало кто имеет представление. Для них мы все – русские, так же как они для нас – латиносы, хотя по отношению друг к другу могут быть венесуэльцами, бразильцами или, скажем, перуанцами, а русские умеют договариваться. Конечно, я серьёзно подозреваю, что ей кое-кто помогал, но это уже другая история, об этом позже. А пока я благодарен ей за то, что она столько лет скрывала мой недуг, и скрывала успешно.
Кстати, тогда подонки ничего никому про приступ не сказали. Видимо, испугались огласки о том, что сама банда великого и могучего Кампоса наделала в штаны и сбежала от какого-то русского. Для них это смерти подобно, ведь меня всего лишь исключат, а их позор остаётся на всю жизнь.
Но сейчас я жаждал такой же ярости, как тогда. Я хотел порвать Толстому горло голыми руками. Я хотел его смерти. Его и его дружков, кого достану. И пусть потом вылечу отсюда, пусть никуда не смогу устроиться, буду работать дворником и грузчиком, состоять на учёте в дурке… Я готов! Но эту гниду я сделаю!
…Если только моя единственная и самая лучшая подруга явится…
– Слышь, император! – Вперёд вышел сам Толстый. Ба, какими судьбами? – Слышь, ты! Мы тебя предупреждали, чтобы вёл себя тихо и не выпендривался?
– А кто ты такой, чтобы предупреждать, что мне делать, а что нет? – занял я позицию «рогом в землю». Пока сойдёт.
– Слышь, ты! Русская сволочь! – начал один из холуев, – Чё, приступ немотивированной храбрости?..
Но Кампос его резко одёрнул:
– Тихо! – и уставился на меня пронизывающим взглядом.
Толстый, в отличие от своих тупоголовых дружков, дураком не был. Да, его поведение насквозь пронизано быковатостью, но это – единственный стиль поведения, доступный ему, он с детства привык к нему. Сам же по себе он человек умный и рассудительный. Относительно умный, конечно. Но это вдвойне страшно, учитывая претензии. Он подражает улице, подражает криминалу, оставаясь внутри прохаванным интеллигентом, талантливым управленцем без стыда и совести. Иначе бы не учился в этой школе.
– Слышь, Шиманьский, ну и чего тебе нормально не жилось? Чего тебя всё время на подвиги тянет? – тихим голосом спросил он, оставив в стороне «уличную» браваду.
– Не люблю, когда всякие уроды меня жить учат, Бенито! – честно ответил я, нахально улыбаясь.
Теперь дуэль. Кто не выдержит первым. Проиграю в любом случае я, но цель – дать в рожу Толстому – того стоит.