Там, где нас есть (Мещеряков) - страница 183

Потом была шестидневная война 67-го года, и призванный в армию пулеметчик 101-й десантной бригады Хаим Шаушу погиб на Голанских высотах смертью храбрых, оставив по себе единственную дочь в возрасте теперь уже невесты.

Ципора вышла замуж без родительского благословения и с посаженными, вместо настоящих, родителями, на ее свадьбе с Роном Эшелем, саброй из первой, еще начала века, волны алии, и в положенные сроки Господней милостью родила двоих мальчиков и девочку, всех троих с черными как смоль волосами от их отца и с небесно-голубыми, как у самой Ципоры, глазами.

Она ничего в жизни не боялась, сначала по непониманию, а потом — поняв, что мало что сможет изменить, даже если очень сильно захочет. И поэтому ей надо жить, надеясь на Господа и не опуская рук, и тогда Он не оставит своей милостью.

И дети будут здоровы, и Рон будет зарабатывать достаточно, чтоб в доме каждый день была еда, и одежда на каждый день и на шаббат. И враги не погубят ее и ее семью, не войдут в ее маленький дом. Да и кто ж им даст войти в него, если раньше ее отец Хаим, а теперь муж Рони, а еще через пару лет и старший сын Моше, каждый в свое время, получая повестку, идут служить в армию и всегда, ну почти всегда, потом возвращаются.

Я с ней познакомился, когда она уже была вдовой. Мужа ее я не застал, он умер в 94-м году от сердечного приступа в хамсин между месяцами нисан и ияр, за два года до моего вступления на землю Израиля. Ципора у нас вроде управдома. Собирает деньги на мелкий ремонт и садовника, бегает в городскую управу, если что-то у нас во дворе случается по коммунальной части, вешает объявления о выборах в совет района, счета за свет на лестнице и воду для полива общего палисадника приходят на ее имя.

Она любит поговорить, как и все пожилые одинокие люди, и в конце почти каждого предложения добавляет: «Господь милостив».

Она говорит это с железной уверенностью ребенка, что все будет в порядке, потому что за всем наблюдает Тот, Кто Знает, Как Должно Быть. Или с железной уверенностью пожилого человека, который знает, что чужое к нему уже не пристанет, а свое не минует. По той же самой причине. И ее глаза светятся таким нестерпимым небесным светом, что я, глядя в них, готов поверить, что так оно и есть. Или хотя бы будет в скором будущем, что, собственно, не так уж и мало для такого плохого еврея, как я.

Мирьям. Дорога к дому

Полдень, жара со всех сторон, даже снизу от асфальта. Плетусь, высунув язык, с рынка. Ряд блочных домов постройки середины шестидесятых. От них тоже пышет жаром. На скамейке возле дома сидит толстая, даже не толстая, а монументальная старуха в платке на голове, словно в короне, и подремывает. Даже во сне не теряя царской гордости осанки. В окне над ее головой оглушительно звонит телефон.