Объездив школьных и армейских подруг, Малка тоже почувствовала какую-то паузу после своих слов, что она вернулась с мужем и детьми в Израиль, живет в доме матери и работает психологом в начальной школе. Какой-то запах неудачи чувствовался им всем в ее возвращении, а ей не хотелось вдаваться в подробности. Да и как объяснить чувства и мысли, которые привели тебя из благополучной и устроенной Канады в родной, любимый и привычный, но сильно в стороне от всех мировых дорог Израиль. Да и зачем объяснять ей и самой-то непонятное?
И они развелись. Малка уехала в Канаду, к науке и простору, а Зэев остался у Ошрат, которая, кажется, с ним вполне стерпелась и жалела его. И ворчала на свою дочь, что никуда это не годится, бросает мужа и тащится с детьми невесть куда, и что тебе в науке, кому от нее счастье, тоже мне наука, да я в два раза лучше тебя знаю, как с детьми обращаться, вон они какие здоровые и веселые… Но Малка все ж уехала.
Вот так. Евреям вечно не сидится на месте. Страсть. Горячие ветры равнин и холмов сообщили их крови какую-то запредельную страстность, даже истовость. Буквально во всем. Со стороны это может показаться примитивным из-за такой вот избыточности. Какая-то постоянная, слегка нелепая драма сопутствует им, какая-то сверхмотивированность.
Ну и что дальше? Дальше Зэев переехал из Реховота на север страны, в какой-то кибуц, который затевал развивать компьютерные технологии и нуждался в специалистах со связями в большом мире, погрузился в новое большое дело, вокруг кипела обычная, избыточная в проявлениях израильская жизнь. Кажется, он общался по телефону только с детьми, ну и позванивал в Реховот Ошрат. О Малке он не говорил ни с ней, ни со своими родителями. Мать пыталась что-то рассказать, однако Зэев мягко, но недвусмысленно дал понять, что не стоит, и вроде б к этому больше не возвращались. Дурацкое положение их развода узаконилось, устоялось и стало нормой. Так все какое-то время и шло, когда я об этом узнал.
— Да, кстати, ты слышал, что Селзнеры опять вместе?
— Что?! Нет!
— Да, Малка с детьми вернулась из Канады, они теперь живут на севере. Зэев большой человек в хайтеке, а Малка преподает в Хайфе.
— О Господи, они ненормальные, эти двое!
Малка отправила ему на электронную почту рисунок Йони, где они оба, Малка и Зэев, нарисованы под деревьями. Малка под кленом и Зэев под оливой. Зэев позвонил в Канаду и сказал, что он, кажется, ранен, не хочет ли она привезти ему книги, а то тетя неважно себя чувствует…
Израильская вечеринка в начале осени. Во дворе стоит мангал, Зэев носит охапками из холодильника в доме вино и пиво, Малка сидит под оливой и режет помидоры, время от времени оборачиваясь к манежу, в котором среди цветных мячиков и плюшевых медведей ползает их дочь. Среди мягких и каких-то грустных линий гор на юге скорей угадывается, чем видится оранжево-розовое закатное отражение солнца в водах Кинерета. Гости жуют, пьют, треплются о политике, пританцовывают под музыку по радио. Такие нормальные израильские развлечения при большом скоплении народу. Вся жизнь у нас так, при большом скоплении народу.