Вообще иностранные имена писателей имели некоторую бо́льшую, чем сейчас, привлекательность. В предыдущих рассказах подробно описано, почему. Это был взгляд не во двор, а в широкий мир, в тот мир, где товару не придается излишнего значения. Джинсы — это просто штаны, колбаса — просто еда, заграница — просто место, где живут другие люди.
Так что совершенно я согласен с Веллером, сказавшим по поводу книжек, что читать хорошо, но жить все-таки лучше. Да, мы были самый читающий народ в мире, но не от хорошей жизни мы так тянулись к знаниям. Чего б там ни говорили энтузиасты реставрации конца света в одной отдельно взятой стране. Одна из оборотных сторон свободы в том, что люди меньше читают. Наверное, желательно, чтоб больше. Хоть раз бы мне кто внятно объяснил, на кой черт это надо. Все-таки человек, нигде не бывший и ничего не видевший, но обо всем читавший или смотревший, несколько проигрывает в чем-то важном человеку, видевшему меньше, но живьем.
Плыть на пароходе из Колумбии в Аргентину, по мне, круче, чем читать об этом. Спасибо Базену за Париж, но я сам хочу посмотреть, чего там за такие каштаны. Пусть даже моя духовность от этого пострадает. Я безумно люблю Фолкнера, но настоящий, живой американский Юг все ж, мне кажется, несколько другой. Кстати, любовь к чтению нам не очень повредила. Очутившись вдалеке от родных карацуп, мы, пожалуй, оказались самыми информированными ребятами, хотя наша информированность и носила несколько отвлеченный характер. И, пожалуй, вызывала усмешку у аборигенов. Ну и хрен ли, что тебе известна высота Эйфелевой башни и ширина Елисейских Полей, а в этом доме останавливался Эренбург? А я зато знаю, где лучший кофе по эту сторону Сены, и вряд ли он в самом деле там, где ты читал у Кортасара с Хемингуём. Не говоря уж о том, что круассаны в этом ведомом тебе из «Фиесты» кафе безумно дороги и так себе на вкус.
В Иерусалим я собирался несколько лет, года три, что ли, с момента приезда. Я о нем много читал, думал, что мне многое известно. Это действительно отчасти так и было, я многое узнавал и радовался узнаванию. Все это меркнет, ребята, рядом с ощущением, которое я испытал, сидя на скамейке под аркой у входа в Еврейский квартал Старого города и глядя на группы людей с пейсами, проходящих мимо меня к Стене Плача, коей я тоже видел массу фотографий и описаний читал. Был майский день, около десяти утра, и горячий ветерок шевелил упрямую травинку в трещине отполированного временем и подошвами моего народа камня мостовой. И временами доносил разговор о чем-то на идиш из открытого на узкую улицу окна с голубой занавеской. Нешто о таком где прочтешь? Разве это опишешь?