— Все? — спросил фельдмаршал.
— Да, все, встречаемся на площадке через полчаса после рассвета, а пока не смею более задерживать, — кивнул Сергей.
Вслед за Голицыным кабинет покинул Остерман.
— Вижу, у оставшихся явно есть какие-то вопросы, — встал молодой царь, — и я готов их прояснить. Владыко, начнем с тебя. Говори.
— Все ли ты продумал, государь, уместно ли твоей особе устраивать поединок и не есть ли твои решения плод поспешной горячности?
— Не есть, у меня было время подумать. И где тут поединок или, упаси господь, дуэль? Суд божий в чистом виде. Я, молодой и почти ничего не умеющий, выхожу против старого солдата, который в сражениях провел больше времени, чем мне довелось прожить на свете. Но за мной правда, и поэтому я знаю, кто завтра останется в живых. И вы это наверняка понимаете или совсем скоро поймете. И точно так же, как бог даст мне победу в моем деле, он наверняка поможет вам в многотрудных делах по очищению церкви, необходимость которого ныне видна даже мне.
Ну, понял ты наконец, что я даю тебе карт-бланш на любые кадровые перестановки, думал Сергей, внимательно глядя на Феофана. Вижу, понял.
— Истину глаголешь, государь, — поклонился владыка, — и я, с твоего позволения, удаляюсь, дабы приступить к молитвам о расточении врагов твоих.
— Ну, а ты что хочешь сказать, фельдмаршал? — обратился царь к Миниху. — Да, именно так. Не оставлять же пост президента военной коллегии, пока занимаемый Голицыным, совсем пустым. Но и назначать туда простого генерал-аншефа тоже как-то не очень. Завтра, разумеется.
— То-то и оно, государь. Ведь насчет опыта Голицына ты сказал чистую правду.
— Я вообще врать не люблю. Итак, смотрим. Я молод и здоров, мой противник стар и болен. Что дальше?
— Он отличный стрелок, ваше величество. И ружья у него найдутся всяко не хуже твоего шведского.
— Знаю. Однако здесь потребны частые упражнения, без них навыки стрельбы слабеют. Когда он последний раз брал в руки ружье? Хорошо, если в позапрошлом году. Я — сегодня днем. И стреляю тоже неплохо, можешь мне поверить. Наконец, вряд ли он сможет заснуть этой ночью, в отличие от меня, а такое хоть немного, но обязательно скажется.
Неизвестно, насколько аргументы императора убедили Миниха, но он, спросив разрешения, вышел. В кабинете, кроме императора и Федора, оставалась только Елизавета.
— Ох, Петенька, — всхлипнула она, — прошу тебя, не умирай завтра! И ведь нельзя нам сейчас быть вместе, тебе выспаться надо, а я за тебя молиться буду.
— Ну, а ты что скажешь? — спросил Сергей у Федора, когда они остались вдвоем.