— А ежели кто местность не знает? — раздался вопрос.
— Кто не знает местность?
Оказалось восемь человек, в том числе Таня и женщина в гражданском платье.
— Не беда, — сказал Глушецкий. — Не в одиночку же будем идти.
— Но и скопом, товарищ лейтенант, негоже, — заметил Семененко.
— Верно, — поразмыслив, согласился Глушецкий. — Надо разбиться на мелкие группы. Нас осталось двадцать пять человек. Сделаем три группы. Одной группой буду командовать я, другой Семененко, а третьей, думаю, вот сержант.
И лейтенант кивнул в сторону матроса в порванной тельняшке. Фамилия матроса была Иванцов.
После того как распределили людей по группам, Глушецкий распорядился:
— А теперь спать. Кто знает, когда доведется в следующий раз выспаться. Если корабли появятся, часовой даст знать.
— Жрать хочется — страсть! — вырвался у кого-то тяжкий вздох.
— Спи, во сне добре пообедаешь, — посоветовал Семененко.
Глушецкий прилег с краю скалы, подле тропы к часовому.
Таня легла рядом. Но ей не спалось. Придвинувшись ближе, она шепотом спросила:
— Вы не спите, лейтенант?
Он открыл глаза и вопросительно посмотрел на нее.
— Я боюсь завтрашнего дня, — зашептала она горячо и сбивчиво. — А вдруг меня схватят… Смерть не страшна, а вот позор…
Ее тело вздрагивало, и лейтенант понял, что девушка плачет.
— Я сделаю все, Таня, чтобы спасти тебя. Ну, а если… вот возьми.
Он вынул из кармана маленький трофейный пистолет.
— Спасибо, — почти беззвучно сказала Таня.
Глушецкий встал и отошел. Хотелось курить. Найдя Семененко, он тронул его за плечо. Тот повернулся.
— Дай табачку.
Семененко протянул ему почти пустой кисет.
— Всего на пару цигарок, — с сожалением произнес он. — Курево кончится, хоть помирай. А чего вы не спите? Утро вечера мудренее.
— Мысли разные…
Покурив, лейтенант вернулся к Тане, сел рядом и задумался.
Взошла крупная, отливающая медным блеском луна и осветила пустынное море. Волнистое облачко, волоча за собой свою тень, поспешило уйти подальше от ночного светила. Нависшие над морем херсонесские скалы казались выкованными из меди. Легкий ветерок нес с моря влажный солоноватый запах. Стало свежее.
Тишина. Слышно, как в море всплескивают рыбы. Наверху негромко переговаривались немецкие часовые. Под скалами изредка стонали раненые. Прислушиваясь к ночным звукам, Глушецкий знал, как обманчива эта тишина. Стоит только появиться нашим кораблям, как ее разорвут крики, стоны, выстрелы орудий, треск автоматов.
Хотелось пить. Глушецкий облизнул потрескавшиеся губы жестким, как наждак, языком и лег.
Лейтенанту вспомнилась последняя встреча с отцом. Лучше бы этой встречи не было! Она произошла случайно, когда Глушецкий со своими разведчиками переправился с Северной стороны и шел по центру города. Отец был одет в новый, но не выглаженный синий костюм, купленный им перед началом войны, чисто выбрит, кончики усов подкручены вверх. Узнав отца, Глушецкий подбежал к нему и с тревогой спросил: