Либо эта бестия оказалась умнее уже отживших свое, с моей скромной помощью, товарищей, либо боязливее, однако бросаться вперед очертя голову не собиралась.
Опустившись на четыре конечности, он медленно двинулся по кругу, осторожно ступая, точно нащупывая дорожку по весеннему льду. Не переставая следить за его перемещениями, я попробовал осторожно напрячь мышцы поврежденной руки. Боль, тут как тут, полыхнула от плеча до кончиков пальцев. Плохо. Очень плохо. Стрелять молниями с двух рук было удобнее. Я поднял здоровую руку, тщательно прицеливаясь в замершего упыря…
Ничего не произошло.
Начиная нервничать, я встряхнул кисть и снова прицелился.
На кончике указательного пальца сиротливо сверкнула одинокая искорка и, затухая, медленно спланировала мне под ноги.
Блин, да в чем же де… Додумать я не успел. Уразумев, что опасности я сейчас представляю не больше, чем блоха для собаки, упырь бросился вперед.
Почти тридцать килограммов костей, мяса и мышц, с лету ударили меня в грудь, сбивая с ног и выбивая воздух из легких. Всхлипнув, я повалился навзничь. Упырь приземлился сверху. Снизу, промеж лопаток, оказался довольно твердый корень сосны. Остатки воздуха, с жалобным всхлипом, покинули сдавленную грудь. Однако Лилит свое дело знала — звуков я по-прежнему не слышал. Оставалось надеяться, что другие тоже.
Стараясь не обращать внимания на раздирающие рубашку когти, я упер ладонь в склизкий подбородок, отталкивая клацающие зубы подальше от своего горла. Однако близость моей незащищенной плоти, придавала упырю дополнительные силы. Медленно, но верно, он пересиливал дрожащую от напряжения руку. Из широко распахнутой пасти отвратительно пахнуло ароматом гнилой рыбы и чего-то не менее мерзкого. В который раз за последние несколько минут к горлу подкатил комок тошноты. Скривившись, я, на сколько мог, отвернул голову. Воспользовавшись этим, упырь отвоевал еще сантиметр. Чувствуя, как лоб покрывается бисеринками пота, я страстно возжелал оказаться где-нибудь подальше от этого леса, этих упырей, всей этой заварухи с дедовым наследством. А еще пожалел, что природа обделила человека таким прекрасным инструментом как когти. И острое жжение в расцарапанной груди только укрепляло эту мысль.
Неожиданно голова упыря дернулась и подозрительно легко отстранилась назад. Заинтересованный, я повернул голову… Боже мой! Судя по вздувшимся на тонкой шее венам, упырь истошно орал. С жутко развороченного подбородка тоненькой струйкой сочилась желтовато-зеленая, похожая на гной, жидкость. Но самым страшным была моя собственная рука — каждый палец оказался увенчан длинным, сантиметров пяти, когтем. Изогнутые словно ятаганы когти зловеще поблескивали матовым металлическим блеском.