Флаусс отдал этот окурок ему, и он, скользнув по находке беглым взглядом, возвратил ее и повернулся, чтобы спуститься с крыши, сохраняя при этом максимум достоинства, но даже и такой взгляд подтвердил мысль, уже сформировавшуюся у него в голове. Кончик сигареты был смят особым образом — он видел такие окурки предшествующим вечером в пепельнице женщины с мундштуком в отеле «Сент-Ройял». Женщина — он отхлебнул еще вина, вытащил монокль из глаза, сунул его в нагрудный карман и потер лицо — была поразительно, ошеломляюще красива. А еще она была опасна (со всей очевидностью), но это качество было присуще ей в такой полноте, что становилось практически незаметным, словно речь шла о смертельно опасной змее, чье описание может включать длину, цвет рисунка на спинке, но никогда — страшный яд, исключенный из описания, как само собой разумеющийся. Он вздохнул и, несмотря на усталость, попытался сосредоточиться. Как объяснить появление этой женщины из отеля на крыше? Ничего толкового ему не приходило в голову, но он знал, что если придет, то это выведет его к принцу, и потому начал методически копаться в памяти.
* * *
Раньше этим же днем, когда Свенсон понял, что принц еще не возвращался и что Блах и Флаусс тоже отсутствуют, он позволил себе войти в комнату принца и обыскал ее в поисках чего-либо, что помогло бы ему узнать планы Карла-Хорста на этот вечер. Изобретательность принца немногим превосходила фантазию ребенка. Если он что-то прятал, то прятал под матрас или в ботинок, но более вероятно — просто совал в карман пальто, которое было на нем, а потом забывал. Свенсон нашел спичечные коробки, театральные программки, визитные карточки, но ничего определенного, ничего поразительного. Он сел на кровать и, закурив сигарету, оглядел комнату — все его идеи иссякли. На приставном столике у кровати стояла ваза синего стекла с десятком белых лилий, часть из них уже подвяла и перевешивалась через край. Он никогда прежде не видел цветов в комнате принца или каких-либо других свидетельств присутствия женщин в дипломатическом представительстве. Насколько ему было известно, никаких женщин в представительстве вообще не было, и теперь, когда он подумал об этом, ему пришло в голову, что Карл-Хорст не питал никаких пристрастий к цветам. Может быть, их ему подарила Лидия Вандаарифф. Возможно, что-то вроде любви и завелось в похотливой душе Карла-Хорста.
Свенсон нахмурился и, наклонившись поближе к столику, принялся разглядывать вазу. Он протер монокль, стал присматриваться внимательнее — ваза явно была штучным изделием, поверхность стекла чуть неровная, несколько нарочитых изъянов, завитки или пузырьки. Он снова нахмурился — нет ли чего внутри вазы? — потом взял полотенце и разложил его на кровати, вытащил двумя руками лилии из вазы и, роняя капли воды, опустил их на полотенце, потом поднял вазу и поднес ее к свету. В ней и в самом деле было кое-что — может быть, еще один кусок стекла, который отражал попадавший на него свет, оставаясь при этом невидимым. Свенсон поставил вазу и, закатав рукав, засунул руку внутрь, пошарил немного — предмет этот оказался довольно скользким — и извлек оттуда маленький прямоугольник синего стекла, размером приблизительно с визитную карточку. Он вытер его вместе с рукой о полотенце и принялся разглядывать. Прошло всего несколько секунд, и Свенсона словно стукнули молотком — он упал на колени и затряс головой, перед глазами у него пошли круги, от удивления он чуть не уронил стеклянную карточку.