Иная вера (Эльтеррус, Вегашин) - страница 10

Знал бы неизвестный сетевой автор о том, насколько же он прав – и далеко не только в отношении инфосети! Коста усмехнулся, мысленно заменяя понятия Сети и сайтов на паутину Закона и то, что Закон оставляет простым жителям планеты – смысл остался прежним, разве что только стал еще более пугающим. И страшнее всего было задать себе вопрос: «А я – вырвался из сетей Закона? Я – встал в стороне от Закона, получив возможность в той или иной степени управлять им, или мне только так кажется?» Было страшно – но Коста задавал себе этот вопрос раз за разом и всегда давал самому себе утвердительный ответ. Да, встал. Да, получил возможность.

Слишком много лет крылатого вела вперед вера в правильность собственных действий, в свое право нести крест, в право искупления через наказание. Он не стремился ни к чему конкретному, у него не было общей цели – он просто существовал, выполняя свою функцию. Теперь все изменилось. Теперь цель была и была свобода, и осознанное решение делать именно то, что он делал. Но дало ли ему это возможность встать отдельно? Или, выделившись из одной толпы, он попал в другую толпу?

«Нет, сегодня определенно хватит работать», – Коста с досадой потер виски, пытаясь отогнать сверлящую боль. Почти двое суток, проведенных за экраном, отрицательно сказывались на умственной деятельности, судя по тому бреду, что сейчас лез в голову.

Он встал, потянулся, разминая затекшие от долгого сидения в одной позе мышцы, подошел к окну, за которым раскинулся спящий город. Мелькнула мысль отправиться к Кате, но Коста только покачал головой: не стоило, во-первых, лишний раз мелькать рядом с девушкой, а во-вторых – позволять себе слишком уж расслабляться.

Распахнув окно, он встал на подоконник, расправил крылья. В конце концов, можно просто полетать – быть может, от свежего ночного воздуха и сознание очистится, а значит, будет возможность еще часов десять-двенадцать поработать.

И в тот момент, когда он, крылатый, уже готов был сделать шаг вперед, в объятия свободного падения, динамики компа тихо пискнули, а на экране всплыл оранжевый восклицательный знак. Пришло письмо от одного из лучших информаторов. Даже нет – от лучшего информатора.

«Неделю назад, шестнадцатого апреля этого года, был смертельно ранен небезызвестный тебе любитель экзотических цветов. Некто, не замеченный входящим через дверь или окно, появился в его оранжерее. Между цветоводом и его гостем-невидимкой состоялся короткий разговор, в котором речь шла о некоем запрете, нарушенном хозяином оранжереи. Цветовод утверждал, что перепутал, не поняв, о ком идет речь, но гость, по всей видимости, ему не поверил. Далее последовал довольно забавный диалог о смерти и возвращении с того света, а также о возможности такового возвращения для братьев – тебе должно быть известно, о чем идет речь. Невидимка предложил цветоводу самому проверить, достоин ли он считать себя принадлежащим к братьям. Сказал он, конечно, несколько иначе, но сути данный факт не меняет. После такого напутствия гость ударил собеседника старинным немецким ножом в сердце и исчез. Цветовод, вопреки законам логики, совершил пару телефонных звонков, один из которых был внутригородским, а второй – международным. Больше того, с собеседником из Австрии он договорился о скорой встрече. После разговора с Веной цветовод наконец вспомнил о том, что он все же человек из плоти и крови, хотя последняя и грозила из него вытечь, и дисциплинированно потерял сознание. В таком плачевном виде его застал гость из Австрии – ты его знаешь, такой цивилизованный дикарь. К сожалению, их разговор для истории не сохранился, однако известно, что темой беседы была печальная участь орхидей, которые некому будет поливать. Дикарь согласился спасти цветовода, но – вот ведь ирония судьбы! – лишь взамен на сами орхидеи, да и всю прочую оранжерею тоже. Таким образом, на данный момент цветочки приобрели нового владельца – хотя я полагаю, что как раз цветочки-то дикарю совершенно ни к чему, зато от всего, что к ним прилагается, он не откажется. Пока что дикарь тщательно выполняет свои обязанности, предусмотренные договором, а цветовод дни и ночи размышляет о том, как бы ему не выполнить свои.