Пароль подействовал, и меня пропустили на этаж, а затем и в кабинет. Судя по всему, хозяин кабинета много ждал от нашего разговора — кроме самого Туркина, там находились еще двое парней, вполне годных для участия в японской национальной борьбе сумо — каждый весом в центнер, наверное. Сам Туркин оказался жилистым нервным парнем чуть старше меня, с золотой цепью на шее.
— Ну что там у тебя, выкладывай, — заявил он вместо «здравствуйте», мигнув парням. Те заняли позиции возле дверей.
— Может, побеседуем наедине, — предложила я, усаживаясь в кресло (приглашения здесь можно было дожидаться до конца света). — Или ты меня боишься?
— Кто тебя боится… тебя в… — хозяин кабинета не стеснялся в выражениях. Ненормативная лексика здесь, как видно, являлась нормой. — Нечего тут херню разводить. Есть что говорить — говори. Нет — употребим без разговоров, так тебя и так!
Учить его вежливости не входило в мою задачу. Поэтому я последовала приглашению любезного хозяина и приступила к рассказу.
— Есть такой город Павловск, — начала я. — А в нем есть такая улочка, Карла Маркса называется, и стоит на ней домик под номером девять. Дом как дом, забор только высокий. Но ведь даже через высокий забор перелезть можно, верно?
— Ближе давай, кончай херню пороть! — заорал Турок — Чего ты знаешь?
— И вот вечерком, часов этак в десять, — продолжала я, не обращая внимания на его крик, — подъезжает к домику машина. С тарой. Тару, понятное дело, разгружают, а хозяин с приезжим тем временем ведут разговор…
Я передала хозяину кабинета содержание услышанного в тот вечер — естественно, то, что считала нужным, чтобы он понял, что я действительно много знаю, — а затем рассказала и о том, что произошло вслед за разговором.
— Итого пять трупов и один тяжело раненный, — завершила я свое повествование. — Надеюсь, с капитаном все благополучно. Операцию сделали?
— Сделали, — машинально (и впервые на нормальном русском языке) ответил мне Туркин и тут же сообразил, что разговаривает с этой нахалкой как со своей, и взорвался: — Ты что приперлась с этой мотней, сука спиридоновская?! Тебя зачем послали? А знаешь, что мы сейчас с тобой сделаем?
— Потише, потише! — начала я остужать пыл хозяина кабинета. — Я не от Спиридона. Зачем бы он стал кого-то посылать? Сам подумай. Я сама по себе работаю.
Соображал Туркин, как видно, хорошо. И хорошо управлял своим «неуправляемым» гневом. Он сел за стол, уставился на меня и спросил:
— Сама по себе, говоришь? Ну а по правде? И чего тебе все-таки нужно?
— Может, все же поговорим наедине? — вновь предложила я.