28 августа. Ездили с Мариной в деревню. Стояла прекрасная погода — тихая, солнечная, но не слишком жаркая. Нам так хорошо было вдвоем, так не хотелось уезжать, что я впервые всерьез задумался вот о чем: а зачем, собственно, я так гоношусь, работаю второй год без отпуска, почти без выходных? Для чего весь этот сумасшедший бег за деньгами? Кому они нужны? Моей супруге? Между тем мне для счастья довольно вот этого домика в деревне, небольшого дохода (такие деньги я заработаю всегда, да и накопленного хватит) — и Марины. Начало созревать одно важное решение. Может быть, я решусь и поговорю с Петром Петровичем. Понимаю, он будет страшно расстроен — я ему нужен, но что же делать?
2 сентября. Как причудлива бывает жизнь! Важнейшую, имеющую значение для вопросов жизни и смерти информацию получаешь, когда не ждешь, и там, где не ждешь, в случайной компании… Вчера ходили в гости к Зининым знакомым. Какая-то пестрая и глуповатая компания, скучные люди. Среди них оказался один важный человек из облздрава (или как он теперь называется). И вот он рассказал, что у них все встревожены — произошло уже несколько смертельных случаев, связанных с употреблением лекарств, не прошедших сертификацию. „Какой-то мерзавец завез в область партию опаснейших препаратов“, — заявил он. — Мы их сейчас выявляем». У меня в голове все встало на свои места. Сегодня же иду к Петру Петровичу.
4 сентября. Хозяин меня внимательно выслушал, сразу оценил важность сообщения. Тут же принял решение. Оставалось только обговорить детали: расторгнуть отношения с таким человеком, как Цицерон, — все равно что отвалить от терпящего бедствие корабля. Самого может затянуть в воронку. При этом Цицерон вовсе не считает, что терпит бедствие. Надо обдумать каждую мелочь. Мы занимались этим целый день. Кажется, все готово. Решающий разговор будет вести, разумеется, сам хозяин. О результатах он мне скажет на той неделе…»
На этом дневник обрывается. 4 сентября, 4 сентября… И на следующей неделе — решающий разговор. Я бросилась листать свой блокнот. Павловск, Митрохин, Олег Лунин… Нет, раньше, нужно самое начало. Вот! Вязьмикин был убит 6 сентября, в пятницу.
Все сходилось. Я сидела, переводя взгляд с последней страницы дневника на газетную вырезку, вклеенную в мой блокнот. Вырезка как бы служила продолжением дневника. Решающий разговор с Цицероном состоялся. И вот чем он закончился. Можно было считать, что убийство Вязьмикина раскрыто, убийца известен. Оставалась, правда, одна мелочь — установить, кто же он, этот Цицерон, он же «провизор».