Другим плюсом этой заводи являлось то, что только здесь, за исключением самого нижнего участка, дорога подходила близко к реке. Здесь возвышался массив Дидбери-Хилл, увенчанный окруженным буками доисторическим лагерем Дидбери-Кемп, — шоссе тут зажато между склоном холма и огибающей его рекой. Поэтому у рыболовов, направляющихся к верхним участкам, вошло в обычай доезжать до этого места, оставлять машину на поляне вблизи шоссе и дальше идти пешком вверх по течению. Так как продвигаться вдоль берега означало делать солидный крюк, а кроме того, было чревато риском помешать другому рыболову, они, естественно, пользовались тропинкой, ведущей от угла шоссе к ивовой заводи. Эта тропинка, которую местные называли «гать», фактически представляла собой узкую земляную насыпь через болото, ранее, несомненно, бывшее частью русла. В это время года гать походила на зеленый туннель, прорубленный через камыши и ивы выше человеческого роста, где щебетали многочисленные птицы, устанавливать личность которых было постоянным развлечением Мэтесона.
Последняя и наиболее досадная причина знаменитости дорожного угла подробно обсуждалась в «Гербе Полуорти» вчера вечером и во многие предыдущие вечера. Лесопилка, установленная сэром Питером и быстро поглощающая красивейшие деревья его поместья, была, мягко выражаясь, чудовищной помехой. К тому же шум, едва слышимый издалека, вблизи становился поистине ужасающим. Холмы, преграждающие звукам путь в другие части долины, усиливали его для каждого оказавшегося в их окружении.
Джимми Рендел услышал звуки лесопилки, приближаясь к месту, где изгиб реки образовывал знаменитую заводь. Сначала это были тяжелые удары водоподъемной машины, затем пронзительный визг пилы, который по мере погружения в ствол постепенно превращался в гортанное рычание, потом следовали грохот падающего дерева и сравнительно мирная пауза, нарушаемая только монотонным стуком машины, покуда пила не вгрызалась в очередную жертву. На момент Джимми испытал некоторое облегчение, так как шум не позволял ему предаваться тягостным мыслям, но вскоре он вспомнил, что это варварское нарушение покоя речной долины является очередной демонстрацией порочности Пэкера. Черт бы его побрал! Неужели он не в состоянии хоть что-нибудь не испортить?
Борясь с тошнотой, Джимми твердил себе, что его не удастся победить. Он пришел ловить рыбу и будет это делать, даже если его голова расколется надвое. Заткнув уши, чтобы не слышать шум, усиливающийся с каждым шагом, он медленно шел по берегу, с надеждой ища признаки плещущейся в воде форели, но вскоре понял, что миссис Лардж была права. Ветер прекратился, и река казалась спящей. На ее гладкой поверхности не было видно ничего, кроме редких обломков стеблей. Ни одна муха не приближалась к воде и не искушала рыбу всплыть кверху. Дойдя до края заводи, Джимми посмотрел вперед, где берег изгибался влево. Он знал, что под ольхами напротив есть шанс поймать форель даже в самые неудачные дни. Джимми медленно двинулся вдоль изгиба, глядя на противоположный берег, потом посмотрел на ту сторону, по которой шел, и внезапно застыл как вкопанный.