– Ну голова-то съехать может и по другой причине… Видывал я таких – опосля контузии. И не такие фортели народ творил!
– Так ты, Борисыч, думаешь – контуженый он?
– И не раз! Рану у него на спине видел?
– Спрашиваешь!
– Так и прикинь – как так рвануть должно, чтобы осколки столь плотно рядышком легли?
– Дык… рядом, должно быть…
– Ну и представь – у тебя граната в полуметре от башки ахнет, по-каковски заговоришь?
– Ну…
– То-то же! Контуженый он, точно тебе говорю! По уму – в медсанбат такого надо бы, да где он? А ты – немец!
– Да не… я такого и не говорил!
– А! Уголовник – один хрен! Нет, то, что с ним неладное что-то, – и я вижу. Но делать-то что? Он башкой своей рисковал, чтобы нас вытянуть, – про то забыл уже?
– Помню.
– Вот! И я помню. И смотрю за ним. Ничего он пока такого не говорил, чтобы подозревать его в чем-то. А что заговаривается… пройдет это. Тогда и побалакаем.
– А пройдет? Он-то себя, поди, здоровым считает! Скажи ему – лечись, мол, – так и окрысится!
– Ты до фига больных на голову встречал, чтобы они себя таковыми признавали? Кого ни спросишь – здоров! Вот кабы он сам себя таковым признал… тут уже и я первый призадумался бы – с чего это вдруг? Человек вроде здоровый, шишек да шрамов на башке нет – а говорит, мол, больной я? Уж не дезертирство ли свое так прикрыть он хочет? Не могу, мол, воевать по причине больной головы. А этот – наоборот! Так что и беда, коли злой? Найдем ему, на кого злость эту выпустить…
– Ну смотри, старшой… тебе виднее. А я все-таки за ним приглядывать стану. Не ровен час – слетит с нарезки, и что тогда? Хорошо, ежели один, да без ножа. А ну как с ним в руках?
– У него и автомат всю дорогу под рукой. Как зверь, с ним в обнимку спит и в сторону не откладывает. Что ж теперь, руки ему на ночь вязать? Не переборщи со своей подозрительностью, Николай! Максим – парень быстрый да опытный! Опять же поздоровее многих наших бойцов будет! Нам такие нужны!
– Ну как скажешь… Однако ж смотреть буду!
– Только аккуратнее, Коля…
Затрещали кусты, и разговаривающие удалились. Только теперь я обратил внимание на то, что сучок, за который я ухватился, сверкает свежей древесиной – кору с ветки я непроизвольно содрал. Слишком сильно стиснул кулак. Выходит, Кружанков прав? Нет, надо себя как-то получше контролировать… а как?
А все-таки – моя придумка сработала! Прокатила-таки моя контузия. И ведь в точку угодил!
Скажи я сразу – мол, контуженый да не помню ничего – как ко мне отнеслись бы тогда? Чему-то, может, и поверили бы, а чему-то – нет. И оружие могли бы запросто отобрать, под предлогом той же болезни…