— Спасите, дяденьки! Прошу вас!!! Пожалуйста!!!
Свет наверху заметался, и я услышала, как сразу несколько голосов заспорили о том, что надо ли меня вытаскивать, или можно все сделать со мной тут же, в этой яме. Я с ужасом слышала и понимала смысл этих матюгов. Такие, которых раньше старалась не слышать и не запоминать, но смысл, которых был мне слишком хорошо понятен. Особенно от того, что говорили они, если можно эти матюги принять за нормальную человеческую речь, они говорили при этом, что хотели сделать, грязно и мерзко со мной. Потом я услышала.
— Слышишь, ты, шалава! Сейчас мы тебя вытащим, на х… и ты нам за это своей п… заплатишь! Согласна?
— Нет! Что вы! Что вы, дяденьки! Я же еще маленькая, я еще девочка!
А сверху, перебивая меня, уже послышалось такое страшное и неумолимое гоготание.
— Готовь п…., малая. Сейчас мы с тобой разберемся. — Говорил кто-то и старался меня осветить ярким лучом фонаря.
— Слышишь? П… готовь. Что ты плачешь, больно только в первый раз, а потом ничего, привыкаешь. — И заржал, хрипло прерываясь тяжелым, застарелым кашлем.
Следом за ним послышались такие же хриплые смешки и кашель.
Я прижалась к стене, отвернулась и даже не хотела слушать эти их жуткие, грязные нечеловеческие слова о том, что они собираются проделать со мной. Я так испугалась, что почувствовала, что у меня по ногам потекла тоненькая и горячая струйка. А они наверху заспорили. Я не понимала многое из того, что она старались доказать друг, другу, но поняла, что суть их спора обо мне. Кто из них будет первый! Потом я завыла, тоненьким и чуть слышным голоском. Мне так себя стало, жалко и я почувствовала, себя такой беззащитной и брошенной на растерзание им, что меня охватила страшная и леденящая волна ужаса. Еще и от того, что уже кто-то пытался спрыгнуть ко мне. Я оглянулась и увидела, как в проеме, подсвеченным фонарем появилась темная тень чьей-то ноги. Она моталась, искала опору. Сверху действия комментировали. Я не стала ждать и решила действовать, я решила защищаться, поэтому шагнула, схватила за эту вонючую и грязную ногу, торчащую, из вонючего ботинка и что было, сил укусила.
— А…а…а! Сука! Паскуда! Она меня укусила! За ногу, сука укусила! — Заорал тот, чья нога болталась, но тут, же исчез в проеме.
Наверху раздались смех и подначки тому, кто уже пострадал, а потом опять на меня обрушился целый вал грязной и затейливой ругани. Луч фонаря метался, пытался все время освещать меня, а я не давала им этого и быстро скакала в этой тесной яме. Сверху сыпались комментарии по этому поводу и матюги. Страшные угрозы и грязные матюги в мой адрес. И что я такая и раз такая и что я должна, по их мнению, все делать не так, а ждать, пока они меня выедут. Наконец один из них, под смех других что-то там замыслил и следом, я не успела даже уклониться, как на меня полетели противные, вонючие брызги чьей-то мочи. Они загоготали и к слабенькой струйке, что пыталась облить меня, присоединились еще несколько. Я металась, прижималась и отскакивала, но все равно эти вонючие брызги замочили мое платье и попадали на голову, даже на лицо. Наверху надо мной бесновались и гоготали эти ублюдки, но пока они там, понимала я, мне можно еще на что-то надеяться и сопротивляться. Потом кто-то из них проявил свою незаурядную смекалку и сказал, что надо спуститься ко мне по лестнице. Вот тогда-то у меня все и похолодело внутри. Пока они ругались и вспоминали, где им можно было разжиться такой лестницей, я все сильнее понимала, что мне надо спасаться. Спасаться и немедленно. Именно сейчас, потому что, если они спустятся мне не спастись.