, потом будет назначен директором Малого оперного (бывшего Михайловского) театра, а еще позже возглавит Мариинский. Перед нами советский театральный начальник…
Прежде всего артисту Р. бросилось в глаза обращение «милый». Так к незнакомому человеку не относятся. Значит, знакомы. И значит, возникла симпатия. Вряд ли Михаил Афанасьевич станет лицемерить…
Деловые отношения начались давно.
10 апреля 1926 года Булгаков заключил с БДТ сразу два договора – на «Белую гвардию» и «Зойкину квартиру». Второй подписал от театра Рувим Шапиро [4] , стало быть, знакомству не меньше пяти лет.
12 октября 1928 года подписан новый договор, предмет которого – только что разрешенный и почти тут же запрещенный «Бег».
26 августа 1931 года писатель опять бьет по рукам с Большим драматическим, на этот раз по поводу инсценировки «Войны и мира», еще не готовой. И вот, спустя полтора месяца, едва получив записку Булгакова, директор театра Шапиро спешит договориться о «Мольере».
Каков ряд: «Белая гвардия», «Зойкина квартира», «Бег», «Война и мир», «Мольер»!.. Каков ряд, и ни одной премьеры…
Конечно, Рувим Шапиро двоился…
Как партийный чиновник и председатель Реперткома, который в нем, как видно, не умер, он понимал «опасность» булгаковской драматургии. А как театральный директор, любящий свое дело, не мог не тянуться к пьесам, обещающим успех и полные сборы…
Итак, два, а то и три дня должна была взять почта СССР; булгаковское письмо директор прочел 8 или 9 октября, и уже 11-го в Москву выезжает его помощник Е.И. Чесноков.
Договор на «Мольера» датирован 12 октября 1931 года.
Отметим, что эти документы сохранились только у Михаила Афанасьевича. В архивном фонде БДТ ни одного договора с писателем Булгаковым нет. Почему так?..
Когда появилась Таня Тарасова в роли Справедливого сапожника с сапогом в руке и стала говорить свои слова, Товстоногов ее прервал:
– Что это за шут?! – воскликнул он. – Шут должен делать кульбиты!.. Ну-ка, попробуйте, Таня… Да!.. И еще раз!.. Кувыркайтесь, прыгайте, дурачьтесь!..
И Таня в угоду Мастеру принялась делать кульбит за кульбитом, пока не набила себе большие синяки на копчике и на сиделке…
Пришлось идти к врачу…
После той репетиции она прихромала к Юрскому и с ужасом спросила:
– Сережа!.. Неужели это будет каждый раз?!
На что Юрский сказал:
– Таня, потерпи!.. Вот он уйдет, и мы опять будем делать по-своему…
Если для Товстоногова «королем», то есть властью, был Романов, то Юрскому «королем» казался сам Товстоногов. Недаром свои воспоминания о Мастере он назвал «Четырнадцать глав о короле»