Нет, ничего Гога снять не просил, значит, так и буду торчать торчком в этом спектакле, пускай народ удивляется, а иначе скучно и артисту, и зрителю, если не баловаться…
Они вообще были друг другу «на испытание», Юрский и Товстоногов, Сережа и Гога… Во всяком случае, так казалось артисту Р. Он ведь был не рецензент, а наблюдатель, будущий отщепенец, и его интересовали отношения людей, подверженные испытаниям ремесла и искусства.
У Р. были свои отношения с Ю. с тех самых пор, когда Товстоногов ввел его на роль Чацкого, хотя Ю. против этого возражал. При этом Р. невольно встрял в отношения Гоги и Сережи, хотя бы как повод для размолвки или ревности. И, несмотря на то что они были вовсе разные – Чацкий Юрского напоминал о Пушкине, а Чацкий Рецептера – о Грибоедове, повод все-таки был: роль одна, а артистов двое.
Вообще-то Сережа считал, что это не ревность, и возражал против «разрушения монолита». То есть у них с Товстоноговым был «монолит», а Р., встряв в «Горе от ума», его разрушил.
Но если человек переживает, что между ним и Гогой забили клин, и клин в виде артиста Р. разрушил «монолит», то что же это, если не актерская ревность, вполне естественная и понятная?..
Между Р. и Товстоноговым тоже пару раз вбивали клин в виде артиста Б., и Р. переживал «разрушение монолита» точно так же, как Ю.
Чуть позже, на телевидении, в «Кюхле» Александра Белинского по Ю. Тынянову они сошлись в большой и острой сцене, где Ю. играл Кюхельбекера, а Р. – Грибоедова…
И когда Р. вместе с Р. Сиротой поставил на телевидении «Смерть Вазир-Мухтара» того же Тынянова, они опять словно вернулись к «Горю от ума», потому что на этот раз Юрский сыграл уже самого Пушкина, а Рецептер – опять Грибоедова…
Тень давней ревности к роли Чацкого, почти незаметная или хорошо скрытая, как будто намекала на таинственные и труднообъяснимые отношения самых главных в России XIX века людей…
В «Вазир-Мухтаре» снимали короткую встречу в театре во время антракта. Пушкин и Грибоедов встречаются и останавливаются минуты на две. Знают друг другу цену, ревнуют к поэзии, а не к славе, а может быть, и к ней. Взаимная тяга, светский холодок, что сказать перед вечной разлукой?..
Грибоедов накануне Персии предчувствует смерть, почти признается:
– Вы не знаете этих людей. В дело пойдут ножи…
Пушкин тоже почти открыт:
– Нас мало. Да и тех нет…
Полюбив Грибоедова на всю жизнь, Р. разгадал тыняновский перевертыш. Юрий Николаевич отдал Пушкину фразу из грибоедовского письма, а получилось как надо, как будто Пушкин сам ее родил. Как сказал когда-то Ираклий Андронников артисту Р. по другому поводу и о других: