Париж. 18 сентября 1862 г.
Юный парижский почтальон в новеньком почтовом камзоле рысью промчался на лошади по узкой улочке Ру де Лилль и остановился у каменного забора резиденции прусского посланника. Спешившись, он набросил поводья на стойку у ворот и дернул шнур колокольчика.
Усатый служитель посольства открыл железную и по-немецки тяжелую калитку.
– Телеграмма барону Бисмарку, прусскому посланнику! – поспешно выдохнул почтальон.
– Откуда?
– Из Берлина! Срочно!
Служитель взял телеграмму.
– Но барона нет…
– Вы читайте, мсье! – пылко сказал юный француз. – Тут всего пять слов: « Periculum in mora. Depechez-vous ». Вы знаете латынь? «Промедление смертельно. Срочно выезжайте!»
– Но его нет, – беспомощно повторил служитель. – Он в Samois у Трубецких…
В Samois-sur-Seine, а еще точнее – в имение Трубецких «Château de Bellefontaine» Бисмарк приехал после обеда, к вечеру, не зная, что именно в этот день 18 сентября в Берлине на заседании ландтага решалась судьба бюджета Пруссии на будущий год и, следовательно, судьба короля Вильгельма и всего его кабинета министров. Показывая Бисмарку шато – свой замок и парк, княгиня Анна Андреевна, мать Екатерины, сказала:
– Кэтти мне телеграфировала. Она приедет поездом завтра или послезавтра. Но мы отведем вам покои, и вы ее дождетесь…
– У вас тут прекрасно! – заметил Бисмарк, любуясь ухоженными аллеями, клумбами и тенистыми беседками.
– Конечно, – скромно улыбнулась она. – Это замок семнадцатого века, до нас он принадлежал Николя Боргезе, а теперь долина носит наше имя – долина Трубецких. Мой муж очень щедрый благотворитель. Когда он перешел в католичество, то даже построил церковь в Самуа. Я вам ее покажу, мы там крестили Катарину. А вы знаете такого русского писателя – Тургенева?
– Я слышал о нем в Петербурге. Кажется, он живет в Париже с цыганской певицей… как ее?
– С Полиной Виардо. Но свой роман «Накануне» он написал здесь, у нас. Так что оставайтесь, мы любим гостей! Кстати, вы видели вечерние газеты? В Берлине ваш парламент заблокировал военный бюджет, министры подали в отставку, король собирается отречься от престола.
Бисмарк не успел ответить – в глубине аллеи появился слуга в чулках и темно-синем камзоле. С телеграммой в обеих руках он стремглав бежал к ним от шато.
– В чем дело, Франсуа? – нахмурилась княгиня.
– Депеша мсье Бисмарку!
Бисмарк взял телеграмму.
« Промедление смертельно. Срочно выезжай. Дядя Морица Геннинга ».
Подпись была условной – «дядей Морица» был Альбрехт фон Роон, и он требовал Бисмарка в Берлин.
«Однако теперь, – напишет Бисмарк в своих мемуарах, – при мысли о том, чтобы уехать отсюда и сделаться министром, мне стало не по себе, как бывает не по себе человеку, которому предстоит выкупаться в море в холодную погоду».