Между тем в детской комнате Кэтти, обливаясь слезами, отнимает от груди плачущего ребенка и кладет его в люльку. Минуту спустя входит Орлов с письмом от Бисмарка и видит, как Кэтти, рыдая, усиленно качает люльку.
– У меня молоко пропало!!! – говорит она в отчаянии. – Совсем!..
Он целует ее в затылок.
– Я уже распорядился. Утром будет шесть кормилиц, ты выберешь любую.
Затем он склоняется к сыну, улыбается ему, и малыш, заинтересованный черной повязкой на лице отца, тут же замолкает.
Со слезами на глазах, Кэтти благодарно смотрит на мужа.
Малыш закрывает глаза и засыпает.
Орлов оставляет ей письмо и уходит.
Убедившись, что ребенок спит, Кэтти читает письмо, затем садится к столу и пишет медленно, обдумывая каждое слово:
« Мой милый друг! Тысячу раз спасибо за Ваше письмо… »
Спазм в горле прерывает ее, она прикладывает к губам платок, на платке кровь. Новый приступ рвоты, Кэтти хватается за шею и выбегает из детской. Но, вернувшись через минуту, смотрит на спящего сына и снова садится за письмо. Поглядывая на люльку, пишет, часто останавливаясь и обдумывая каждое слово:
« Я очень тронута тем, что Вы принимаете такое участие в моем счастье, спасибо за Ваши добрые пожелания моему драгоценному маленькому Алексею. Сумасшедшая Кэтти теперь стала почтенной матерью семейства, она усвоила хорошие манеры – спокойна и благоразумна, и думает только о том, чтобы кормить своего малыша и быть хорошей матерью! Другие времена, другие нравы!.. »
Кажется, она сказала все, чтобы он понял – с прошлым покончено, их роман завершен, той, прежней Кэтти больше нет. И теперь она может, наконец, написать ему то, что чувствует:
« …Я так счастлива, когда смотрю на очаровательную крошку, я так мечтала о нем!.. »
Дипломатической почтой, срочно:
Санкт-Петербург, князю Александру Михайловичу Горчакову
«Имею честь сообщить о последних европейских событиях.
Как известно Вашему превосходительству, во время испанской революции 1868 года была свергнута и изгнана из страны королева Изабелла II. Генерал Прима, временный правитель, предложил престол Леопольду Гогенцоллерну, племяннику Вильгельма Прусского. Однако Наполеон III, боясь испано-германского союза, заставил Леопольда отказаться от этого предложения и, при сочувствии всех европейских стран, потребовал, чтобы этот отказ одобрил Вильгельм. Король Вильгельм, не желая начать войны с Францией при общем несочувствии Европы, не стал возражать Наполеону и тем самым устранил непосредственный повод к войне. Но для раздраженного самолюбия Луи-Наполеона отказ Гогенцоллерна показался недостаточным удовлетворением, и 13 июля с. г. правительство Франции потребовало от Пруссии гарантий, что подобная кандидатура никогда не возникнет в будущем. Общественное мнение Европы тут же обернулось против Франции, и в ответ на бестактность Наполеона Вильгельм ответил, что не вправе давать подобных обещаний, на что Наполеон через своего посла направил новое требование, по которому Вильгельм, находившийся на лечении в Бад-Эмсе, должен был дать письменное обещание “никогда не покушаться на достоинство Франции”. Понимая, что Наполеон провоцирует военный конфликт, Вильгельм отказал французскому послу в аудиенции.