И видевший за свою жизнь все лучшее, что было на русской и европейской сцене, Медведев не мог найти объяснения тому колдовству, которое он наблюдал из спектакля в спектакль.
А в «Горькой судьбине», — подумать только! — после третьего акта наступало вдруг «гробовое молчание» и на сцене и в зале. И встревоженный антрепренер сам видел, что «актеры все стоят возбужденные, но неподвижные, как перед фотографом… Публика не шелохнется, все сидят, уставившись глазами на сцену… Какой нужен был страшный внутренний подъем, чтобы довести до столбняка не только публику, но и своих товарищей на сцене…»
Да, было это подчинение опытных и бывалых актеров власти одной исполнительницы. Было потрясение, уже не зависевшее от симпатии или вражды. Был столбняк, нарушавший все представления о профессиональной выдержке. Но стоило опомниться от этого столбняка, вернуться к действительности, чтобы многие из товарищей критиковали актрису как раз за то, чем она отличалась от них.
В какой-то степени была виновата зависть. Совсем не легко снести чужой успех, когда он выливается так явно и бурно. Но чаще критиковали искренне, с убежденностью в своей правоте, критиковали как раз за то, что всегда отличает истинный талант от среднего дарования: за необычность, за нарушение правил, за вызов общепринятым нормам.
Стрепетова бросала этот вызов каждым своим появлением на сцене.
Отношения между ней и труппой тоже не способствовали идиллии.
Особенно резко обозначился разлад с Марьей Гавриловной Савиной.
Они познакомились в Казани, когда каждая из них только начинала и каждая нуждалась в сочувствии. В их положении было много сходного. Почти ровесницы, они обе успели пройти сквозь «горести и скитания». (Так потом была названа автобиография Савиной.) И та и другая были бедны, талантливы и не избалованы дружеской лаской. Их отношения начались с взаимного сочувствия.
Савина переживала в это время конфликт со своим первым мужем, актером, фамилию которого она носила. Бесталанный, чванливый, капризный, он делал жизнь жены невыносимой.
Стрепетова была накануне разрыва со своим фактическим мужем. К общим бедам у нее прибавилось рождение ребенка.
Они были одинаково несчастливы, и Шуберт, к которой они всегда обращались за помощью, старалась содействовать их сближению. Но дружба распалась бесследно, как только Стрепетова смогла вернуться в театр.
Для Савиной театр был огромным и счастливым трудом. Для Стрепетовой ежедневным жизненным подвигом. Одна готовилась к будущему и с первых лет на сцене стремилась совершенствовать свой дар. Другая тратила себя без остатка, сжигая на ежедневном костре творчества все, что отпустила ей природа.