Своих родителей Стрепетова не знала.
В семью нижегородского театрального парикмахера ее закинуло чье-то несчастье.
Ее появление напоминало завязку старинной, знакомой по многим образцам, наивно жалостной мелодрамы. Даже погода, казалось, была взята напрокат из того же литературно-театрального арсенала.
Действительно была осень. Хлестали резкие октябрьские дожди. Полгорода было затоплено грязью. К низу Покровской улицы зыбкий дощатый тротуар совсем захлебнулся в слякоти.
Флигель, который снимал Антип Григорьевич Стрепетов в доме кондитера Кемарского, выходил прямо на улицу. Единственная ступенька крыльца тонула в мутном вечернем сумраке. Флигель тоже был мрачный, линяло-коричневый, с узкими подслеповатыми окнами.
Мальчишка, парикмахерский подмастерье, вышел запереть дом на ночь. Дверь задела какой-то сверток. Когда прошел первый испуг, выяснилось, что сверток живой.
В промокшем насквозь тощем фланелевом одеяльце был завернут ребенок. Кроме тех кусков сахара, положенных, видимо, от отчаяния, никаких опознавательных знаков не оказалось. Сдать ребенка в полицию Антип Григорьевич пожалел. Он оставил девочку у себя и дал ей свою фамилию. Священник, крестивший ребенка, выбрал для него в святцах ближайшее на неделе имя — Пелагея.
Четвертое октября 1850 года Стрепетова считала днем своего рождения.
Тайна, с ним связанная, никогда не была раскрыта.
Близкие к театру нижегородцы считали, что девочка могла быть дочерью водевильной актрисы Глазуновой, служившей в сезоне 1848/49 года. По сведениям наблюдателей, у нее был пылкий роман с гвардейским офицером Балакиревым. (Недаром героем детских галлюцинаций стал неизвестный в гвардейской форме.)
Потом гвардеец куда-то исчез, а через какое-то время скрылась и Глазунова. По подсчетам тех же заинтересованных лиц, эти события совпали с рождением девочки.
Не исключено, что правдоподобную романтическую историю сочинили. Хотя бы для того, чтоб не оставлять неразрешенных загадок. Этого нижегородские обыватели не любили. Они во всем предпочитали ясность и то, чего не знали, домысливали в соответствии с собственными представлениями. Некоторые из них говорили позднее, что Стрепетова очень похожа на мать. Но никогда не забывали напомнить, что та, не в пример дочери, была красавица.
Провинциальная жизнь у всех на глазах мало кого щадила. Соблюдать деликатность с безродным ребенком соседи считали лишним. Слово «подкидыш» вошло в жизнь Стрепетовой вместе с самыми первыми жизненными понятиями.