Макрон упал на колени и низко склонил голову, чтобы Калигула не смог разглядеть выражение его лица. Когда он поднялся, император уже опять углубился в чертеж и не обращал на него ни малейшего внимания. Макрон по старой солдатской привычке взметнул руку вверх, гулко ударил кулаком по своей груди и стал спускаться вниз. Но если б обернулся, то увидел бы, каким взглядом провожает его новый Юпитер Латинский. Взгляд этот был столь же смертоносен, как и удар молнии.
И лишь переступив порог своего дома, Макрон вспомнил, что забыл попросить цезаря разобраться с делом Ирода Агриппы. Ему пришлось еще полчаса повоевать со стилем в руке, пока он не составил прошение Калигуле отпустить хитрого иудея из цепких лап александрийских кредиторов. Макрон был уверен, что благоволивший к Агриппе цезарь не замедлит вызволить его из неподобающего плена. А под вечер ему принесли записку от императора, содержавшую краткий приказ из Рима не выезжать. Бывший префект претория лишь пожал плечами.
Ливилла и Агриппина, склонившись над кроваткой, разглядывали спящего малыша. Крепко сжав кулачки, тот мирно спал, сердито насупив маленький носик.
— Какой он хорошенький! — завистливо вздохнула Ливилла. — И такой же рыжий, как отец. Очевидно, Домиция Лепида нашла ему хорошую кормилицу, мальчишка прибавил в весе и, сразу видно, вырастет таким же великаном, как и Агенобарб. Лишь бы не унаследовал его нрав!
— Типун тебе на язык, сестра! — возмущенно запротестовала Агриппина. — Даже не смей упоминать при моем сыне это дикое чудовище! Я все на свете отдала бы, чтобы сказать с уверенностью, что Луций не от него! Но… увы, это не так! Хотя он не может называться отцом этого милого малыша после того, как публично проклял мое маленькое счастье. Тогда от обиды я чуть не избавилась от ребенка ценой собственной жизни! Я до сих пор помню, кому обязана я и обязан мой сын! Я ходила сегодня в гробницу Юнии, чтобы показать ей моего Луция и рассказать, что творит ее муж.
Ливилла с удивлением посмотрела на сестру.
— Не ожидала, что ты продолжаешь чтить ее память, когда наш брат и думать забыл о той, кого любил больше жизни. Даже все статуи ее в одну ночь исчезли с улиц Рима.
— Он не забыл. И никогда не забудет. У ее усыпальницы каждый день стоят свежие лилии. Я знаю, что он лично приносит их туда каждое утро. А от Друзиллы я знаю и другое, — Агриппина придвинулась ближе к Ливилле и зашептала: — Наша сестра — потаскуха, да падет проклятье на ее голову, как-то рассказала мне о причине, по которой наш император делит с ней ложе.