— Я так полагаю: от бобров и пошли сказки про русалок. Очень похоже, когда они из воды вылезают: хвосты вроде рыбьи, стоят рядышком на задних лапках, будто только что хоровод водили…
— Ну, я себе русалок представляла красивее, — рассмеялась Валентина Андреевна.
Трошин поглядел на девушку неодобрительно, но спорить не стал и отошёл.
Старое, давнее время…
Трошин вспомнил первые месяцы войны. В день, когда фашисты прорвались у станции Фёдоровской, пришло распоряжение постройки заповедника сжечь, а зверей с фермы выпустить в реку, чтобы они не достались врагу.
Приказ Трошин исполнил, как ни больно было разрушать то, во что вложена вся жизнь; только Седого, сильного годовалого бобрёнка, с мехом, отливающим серебром, он взял с собой в партизанский отряд.
Вторую неделю лесами и болотами отряд уходил от врага. Командир приказал выбросить всё, даже самое необходимое, чтобы унести как можно больше боеприпасов и продовольствия. Но Трошин оставил бобрёнка у себя. Седой лежал в вещевом мешке за спиной, сжавшись возле гранат и пулемётных лент.
На девятый день бобра обнаружили.
— Ты как, до самой победы думаешь вместе с бобром воевать? — строго спросил командир.
— Не знаю, — отозвался Трошин. — Только я не мог поступить иначе, поскольку мы на этих зверей столько труда положили. Когда война кончится — что ж тогда, сначала всё начинать? Да и как начнёшь, если бобров совсем не останется?
Седой лежал на середине лесной поляны, испуганно поглядывая на людей, окружавших его. В ночном свете мех бобра ещё сильнее отливал серебром и, казалось, светился.
— Даётся тебе два часа на бобра — устраивай как знаешь, — сказал командир.
Тогда-то Трошин отыскал в лесу ключ, от которого через заросли молодого осинника пробивался ручеёк.
На берегу лежала сваленная ветром старая ветла; лучшего места для норы не найдёшь.
«Бобр молодой, трудно ему будет самому построить домик, — думал Трошин, торопливо роя землю сапёрной лопаткой. — Да и как бы волк не задрал Седого, пока тот соорудит себе нору!»
Партизаны ушли до рассвета и только через полгода попали в прежние места. За это время отряд выдержал много боёв, почти половина старых бойцов погибла, а Трошин потерял левую ногу, но отлежался после операции и вернулся в строй.
Пробираясь сквозь густой кустарник к ручью, он сразу увидел осиновые пни с коническими погрызами и по следам, по количеству поваленных деревьев определил, что Седой обзавёлся семьёй.
Бобры не теряли времени даром. Через ручеёк протянулась плотина метров в пятьдесят длиной, и выше её разлилось озеро, совсем изменив здешние места.