— Майне либе кляйне, майне Лизхен. (примерно так он говорил)
А мне нужно чуть потерянный авторитет перед бойцом поднимать, и как мне не ссыкотно, подношу к левой стороне груди немца карабин, и пристреливаю немчика. Внутри и страх, и переживания, и волнение, но внешне держусь как Чингачгук, и ловлю уважающий взгляд Тыгнырядны.
— Рядовой Тыгнырядно, сейчас мы с тобой, перенесем все деньги и ювелирку, в лес и прикопаем, нести с собой нет резона, нам надо воевать.
— Так точно, — говорит бравый Тыгнырядно, и вдвоем кладем все в один мешок, заворачиваем мешок, и снова в другой мешок, затем Васек снимает с полуторки лопату, и мы идем в лес. Заховав златоценности беру у Тыгнырядно нож и вырезаю на дереве (под которым прирыто добро) слово "Клад" (довольно не оригинально), потом делаю стрелку показывающую вниз.
— Все, Тыгнырядно, теперь можно идти, на мотоцикле ехать умеешь?
— Да товарищ командир, в Осоавиахиме учили.
— Тогда, каску немецкую на голову, и заводи мотоцикл.
А сам собрал документы погибших, кому-нибудь передадим, к тому времени на весь лес (как нам кажется) затарахтел наш цундап, и я прыгнул в коляску, и удобно сел, ухватившись за пулемет. Да, дослал патрон в ствол, мало ли вдруг впереди враг, и мы покатили вперед.
Ехали долго, скоро стало вечереть, и мы не рискнули ехать в сумерках, и оттолкав байк на метров 20 в лес, заночевали. Когда мы дрыхли, нас немцы и взяли, суки. Васька попытался отбиваться, и его убили очередью из немецкого автомата, а мне какой-то умник дал по тыкве и абзац. Только я так и не понял, какого хрена эти западноевропейские обалдуи, ночером в лес поперли, и меня повели в темноте, сперва само собой, побив гениально, нанеся мне – "множественные ушибы тупым предметом". Да нет эти суки, не предметом били, а все что попадалось под руки, ну и ногами добавляли, затем привели куда-то, а там большая толпа наших пленных ночует на поляне, вокруг немчура с кострами сидит, жрут. Нам пленным само собой хрен что дали, то есть ничего не дали.
25 июня 1941 года где-то в Белоруссии в в полусотне километров от границы с Польшей
Что было утром, не помню, в себя пришел, когда меня кто-то стал тормошить:
— Товарищ старший лейтенант, товарищ Каримов, вставайте, они ж пристрелят, давайте.
Что, где, какой старлей?
Ух ты это, что ли я старлей, меня ж дембельнули старшим сержантом, значит я и сержант старшой, да исчо запаса, думаю спросонья, открываю глаза… Ни хера себеееееее!!!!! Я валяюсь в пыли (как свинья, или кто там, в пыли любит валяться) на дороге среди леса (ну как среди леса, дорога идет в лесу). В метрах пяти – десяти вижу уныло передвигающую ногами от меня (тогда уж отодвигающуюся) колонну безоружных солдат с охраной вокруг, аха значит пленные, вон все без ремней, по форме видно РККА, тем более по бокам немцыплята с Кар 98, идут. Смотрю на себя, и охереть нафиг и не встать, я тоже в форме РККА (слава богу не хариец (хар – осел по тадж)), я тоже что ли пленный? Меня пытается поднять белобрысый офицерик, похожий на накачавшегося Галыгина, правда без кудрей, по говору чую хохол. Такой же, как мой верный покойный Тыгнырядно, жаль пацана.