— Что это такое? — воскликнул Киампас.
Но Ахкеймион, не отрываясь, глядел на Клирика.
— Ты знаешь, как идти дальше? — спросил он. — Ты… помнишь?
Лицо без возраста задумчиво повернулось к нему.
— Да.
— Что это значит? — почти крикнул Киампас, чтобы привлечь внимание волшебника. — Откуда ты узнал?
Ахкеймион посмотрел на него.
— Это место проклято.
— Рановато еще отправляться восвояси, — рявкнул Капитан.
— Проклято? — переспросил Киампас. — Ты что хочешь сказать? Тут привидения?
Ахкеймион встретился глазами с сержантом, молча возблагодарил Сотню Богов, что взгляд у того осмысленный. Им двоим о многом надо было поговорить.
— То, что здесь произошло…
— …не имеет никакого значения, — проскрежетал зловещий, как мертвый глаз, голос лорда Косотера. — Здесь никого нет, кроме голых. А им надо размозжить нам череп, и больше ничего.
Слово Капитана послужило сигналом заканчивать и возвращаться. Другим ничего не сказали, но все знали, что произошло нечто странное. Весь долгий обратный путь Сарл подробно разворачивал мысль Капитана. Голые одолели Кровавых Заступов, это правда, но они же, как-никак, были всего лишь Заступы, а не Шкуродеры. У них не было Капитана и целых двух, «которые светом плюют», как обыкновенно говорили про волшебников скальперы.
— Эта тропа — всем тропам тропа, мальчики! — с особым ражем восклицал он, раскрасневшись. — Мы идем к Сокровищнице, и ничто — ничто! — нас не остановит!
И уж всяко не голые.
Те, кто видели глаз в сердце Заступа, лишь обменивались беспокойными взглядами. Величие сокрытого в камне дворца заслонила неведомая опасность. Наболевшая боязнь пустоты и неуверенность сменились страхом перед кишащими вокруг тварями. Мимара даже схватила Ахкеймиона за руку, но каждый раз, когда он бросал на нее взгляд, она неотрывно глядела в зияющую пустоту наверху, всматриваясь в пространство между цепями, словно следила, как свет постепенно становится ярче. Она словно стала младше, беззащитнее в своей красоте. Линия щеки напоминала кромку раковины устрицы. Плотно сжатые губы. Широко раскрытые глаза, словно очерченные штрихами пера. Он, как впервые, заметил, насколько светлее у нее кожа, чем у него или у ее матери. В первый раз он задумался о ее настоящем отце, о причудливом капризе судьбы, благодаря которому она родилась на свет, а не была отторгнута распутной утробой Эсменет.
Они переживут и это, твердил он себе. Не имеют права не пережить.
Огромная гора камней, которая их остановила, белела в свете блекнущего «Луча», напоминая полурастаявшую оконечность ледника. Те, кто оставался стеречь мулов и припасы, бежали им навстречу, как деревенские собаки: видно, все это время томились от страха. Сарл и Киампас немедленно принялись командовать, приказав всем собирать вещи и готовить мулов — невзирая на всеобщую усталость.