— Боже мой, да весь кишлак говорит!..
На какую-то секунду— только на секунду! — он почувствовал дрожь в коленях. Но тут же выпрямился. Какой вздор! В сравнении с этим несчастьем…
— Ты не побывала ни у кого?
— У кого же?
— Ну, хотя бы у матери Шарофат?
— Нет.
— Почему?
— Но ведь ты, — начала Гульчехра, — ведь тебя же…
— А!.. — Он резко взмахнул рукой. — Садись, едем домой. Поехали, Тахир!
За полчаса до этого Латиф на своей потрепанной «Волге» подъезжал к кишлаку. На заднем сиденье молча, будто воды в рот набрала, сидела Муборак.
На улицах кишлака было безлюдно, тихо, темно, хотя на редких столбах светились лампочки, прикрытые листвой деревьев.
Латиф задумался: ехать прямо домой или заглянуть сначала к дяде? Впрочем, с ним ведь Муборак, и не нужно, чтобы она знала о его позднем визите к Палвану. К нему можно и после зайти.
Подъехав к правлению колхоза, Латиф затормозил, обернулся к спутнице:
— Как себя чувствуете, Муборакхон?
— Спасибо, — отозвалась она и стала открывать дверцу.
— Я бы вас прямо к дому подбросил, да, глядишь, молодой муж подумает: «Откуда бы это в такой час?..» А? Ха-ха!
Муборак с грохотом захлопнула дверцу.
— Я слышала, вас называют трепачом. Теперь вижу: правильно называют!
Латиф успел только процедить сквозь зубы:
— Погоди ж ты, желтоклювая!..
…Старый, но все еще крепкий и внушительным дом Равшан-Палвана стоит на самом перекрестке. Сад и дом обнесены прочным высоким дувалом. Тяжелые, с железными бляхами, ворота теперь почти всегда на запоре. Ход — в калитку.
А еще совсем недавно, каких-нибудь два года назад, было иначе: ворота почти не закрывались с утра до поздней ночи, пропуская за день не одну автомашину. В те добрые времена люди со всего района — и не только района — охотно пользовались гостеприимством Палвана, хлебосольного хозяина, щедрого для гостей председателя колхоза. Кого только не перевидали за свой долгий век эти крепкие ворота!
Первое время после ухода с председательского поста Равшан еще пытался сохранять хотя бы видимость былого великолепия в доме. Созывал гостей, родственников. Но где там! Как говорится: «Сколько жеребенок ни старайся, с иноходцем не сравняешься». Заместитель, он и есть заместитель… И закрылись наглухо ворота, да и сам дом будто съежился, приник к земле.
Потому-то и Латиф, подогнав свою «Волгу» вплотную к самым воротам, вошел во двор через калитку. Внутри темно и пусто, лишь на айване [13] мерцал свет.
Не постучавшись, распахнув дверь настежь, Латиф вошел в прихожую, потом в жилую комнату. Здесь при неярком свете жена дяди, сухонькая пожилая женщина, поседевшая, но еще красивая, укачивала ребенка в колыбели.