Вчера она до поздней ночи думала обо всем этом. И вот сейчас, утром, не успела она насладиться покоем, странным привкусом парного молока на губах от нежных лучей солнца, как те же навязчивые мысли опять нахлынули на нее.
Больше всего пугала Шарофат мысль о встрече с Муталом. Она чувствовала, что он приедет сегодня, втайне ожидала его и в то же время боялась этой встречи. После рассказа Каромат она не знала, как и о чем говорить с ним.
Но то ли Мутал не думал в этот день приезжать, то ли судьба сжалилась над ней, — первым приехал Валиджан.
Он появился сразу после завтрака, когда няня еще не успела прибрать на тумбочке. Привез полный сават — соломенную корзину — свежих помидоров и огурцов.
Было видно — вчерашняя ласка Шарофат потрясла его: он весь сиял, как ребенок. Даже сросшиеся на переносице густые брови чуть приподнялись, и радостно блестели всегда хмурые бархатно-черные глаза.
Валиджан был так откровенно счастлив, что Шарофат смутилась. Она собиралась встретить его сурово и отчитать, по радость мужа смирила ее. Валиджан ничего не заметил. Присев на табуретку, оживленно заговорил:
— Помидоров тебе привез. Погляди, прямо гранаты!
И осекся: в глубоко запавших темно-серых глазах жены разглядел, наконец, немой укор.
— Что ты там затеял, Валиджан?
— Это ты о чем? — Широкие брови Валиджана снова насупились, ноздри прямого тонкого носа вздрогнули.
Шарофат сощурила глаза:
— Ты хорошо понимаешь, о чем я спрашиваю!
Ему был знаком этот прищур ее глаз. В нем он всегда чувствовал и ум и какое-то странное, неодолимое упрямство. Признаться, он робел в таких случаях.
— Ладно, — сказал он, но не опустил глаз, как бывало. — Но если бы только ты… Я бы тогда…
— Тогда что?
— Тогда я убил бы его! — сжав зубы, выдавил Валиджан. Потом, отведя, наконец, глаза, добавил глухо: — И себя бы убил!..
Если бы не эти последние слова! Шарофат почувствовала, как они враз обезоружили ее. Упреки замерли на губах. Еще она угадала: что-то в нем изменилось. Не могла только понять, что именно. И она ласковее прежнего сказала:
— Но ведь того, что ты сказал следователю, не было, Валиджан? Как ты можешь говорить неправду?
Валиджан долго молчал и как-то странно глядел на жену. И вдруг у него вырвалось:
— Я же люблю тебя, Шарофат!
Слова эти, особенно их тон, поразили Шарофат. Она уловила и нотку той острой ревности, которая всегда отталкивала ее.
— Когда любят, так не поступают.
— Пусть!
— Что пусть? — резко спросила Шарофат. — Бесчестно клеветать на человека!
Она хотела сказать: на такого изумительного человека, — но осеклась, глянув на его хмурое лицо. Потом сказала: