— Ничего, я надеюсь, справедливость восторжествует.
И стал торопливо прощаться.
Усто и мираб проводили его и Гульчехру до машины.
Мутал уже открыл было дверцу, но Усто взял его за локоть и повел в сторону, где стоял понурившись Абдурахман-мираб.
Заметив их, старик поднял голову.
— Сын мой, прости! Вся наша семья чувствует вину перед тобой, — заговорил он взволнованно.
Мутал хотел что-то сказать, но Абдурахман нахмурился:
— Я говорю о справедливости. — И кивнул в сторону Усто: — Вот он беседовал с Валиджаном, пусть скажет сам.
— Ты только не волнуйся, Мираб, — проговорил Усто и усмехнулся в свою курчавую бороду. — Я с ним так говорил, что запомнит на всю жизнь. Но сейчас речь не о том. У меня просьба, Мутал-джан: пошли ты этого глупца в нашу бригаду. Мы его тут посадим на трактор!
— А согласится он?
— Еще бы! Я уже ему сказал. Здесь живо вся дурь вылетит из головы! А может, — Усто опять усмехнулся, — и того дуролома, Султана, тоже взять?
Мысль эта пришлась по душе Муталу.
— Что ж, было бы здорово, — сказал он и крепко пожал старикам руки.
В машине его с нетерпением ждала Гульчехра.
— Что они там? — спросила, как только Мутал сел на свое место.
— Э, ничего нового!..
Однако он опять стал задумчив и молчал почти всю дорогу. И только когда машина подошла к самому краю гряды холмов и внизу, усеянный звездочками огней, простерся кишлак, он вдруг выключил мотор и тепло сказал:
— Выйдем на минуту, ханум [18].
Тихая, ласковая на ощупь, будто шерсть черного котёнка, тьма окутала все вокруг. Дневного зноя словно и не бывало. С гор тянуло прохладным ветерком.
Луна еще не взошла, и звезды, густо рассыпанные по небу, были такими яркими, крупными, близкими, что казалось: протяни руки — достанешь.
Вокруг ни звука. Но если вслушаться в тишину, хором посвистывают кузнечики.
У подножия холмов справа чернеют хлопковые поля бригады Шарофат. А слева, на самом гребне холма, едва маячат вершины деревьев. Здесь заложен яблоневый сад.
Сад пока небольшой, гектаров десять. Но это первый сад, разбитый Муталом, и оттого он дорог ему. За яблонями — тутовые деревья, пересаженные сюда с хлопковых полей. Здесь и молодые, выращенные за два года. Сейчас иные из них уже достигли высоты верблюда. В следующем году будет от них и доход.
Мутал обнял за плечи жену, спросил взволнованно:
— Ты в этом году видела сад?
Гульчехра по голосу поняла, что у него на душе. И чтобы не огорчать его, сказала неправду:
— Видела, конечно!
Он помолчал, потом заговорил тихо:
— Знаешь, два года назад, когда меня выбрали, я не думал, что смогу сделать что-нибудь на этой работе. И уж никак не ожидал, что полюблю ее…