– Пусть десять, пусть сто лет! Время для отмщения не имеет никакого значения, – отчеканила в ответ афганка. – У нас в народе говорят так: «Если афганец осуществит свою кровную месть даже через сто лет, то и в этом случае можно считать, что он проявил быстроту». Если отец умрет, не отомстив недругу, это сделает сын, сын умрет, не совершив мести, дело доведет внук. Афганцы никогда и никому не прощают обиды!
В эти минуты, когда речь шла о законах Пуштунвалея, о суровых обычаях кровной мести, Сухейла вся подобралась, стала сосредоточенной, как дикая кошка перед прыжком. Слова ее звучали резко и четко. В глазах из-под длинных, чуть загнутых ресниц, мелькали сухие искры. В ней заговорила горячая восточная кровь, густо замешанная на многовековых традициях и суровых нравах, которые не могли загладить и притушить ни современное воспитание, ни приобретенное образование.
– Но радость моя пришла раньше! Чистая кровь моего отца, кровь моей мамы смыта черной кровью четырех душманов! Это сделали руки моих друзей, руки советских солдат, настоящих мужчин. Мой отец говорил так: «Делаешь людям добро, получишь от людей добро. Делаешь людям зло, получишь от них зло». Душманы сделали большое зло и получили большое зло, – Сухейла подошла вплотную к Олегу, положила ему руки на плечи, открыто посмотрела в лицо. – Ты есть мерана и туранзан. Мерана – это храбрость, туранзан – доблесть и отвага. Так афганцы называют достойного мужчину, который, когда услышит призыв о помощи, идет оказать ее, даже если придется рисковать своей жизнью. Я каждую ночь молила Аллаха, я плакала и призывала храброго человека придти на помощь бедной одинокой афганке. Ты услышал мои слова, пришел и совершил бедал хистел… По-русски не знаю как сказать, это будет, кажется, расплата, как у вас говорят, око за око, кровь за кровь. Теперь ты самый близкий мне человек, ты есть мой кровный бородар! Мой кровный брат!
Сухейла своей щекой прижалась к его правой щеке, потом к левой.
Олег кожей ощутил горячность ее бархатных щек, влагу невысохших слез. И ее теплота породила ответное пламя, которое разом охватило все его существо, туман поплыл у него перед глазами.
– Сержант, что ж ты теряешься! – весело крикнул Елизаров. – Ответь по-нашенски! Целуй ее по-русски!
Олег сначала оторопел от таких простых и откровенно, как ему показалось, бесстыжих, неуместных советов. Но так он думал лишь первое мгновение. А потом, глотнув воздуха, сам не зная, откуда у него появилась такая решительность, обхватил Сухейлу обеими руками, прижал к своей груди, в которой колоколом бухало сердце, и поцеловал афганку в ее чуть влажные сладкие губы.