Еще я тревожусь за Розамунду. За последнюю неделю она сильно сдала — из лазарета не выходит, почти не встает и отказывается есть. Да, Розамунда очень стара, почти как покойная мать Мария, но, пока не трогали нашу святую, она казалась бодрой, крепкой если не умом, то телом, и с завидной непосредственностью наслаждалась доступными ей радостями.
Почему-то я чувствую себя виноватой. Я вступилась бы за Розамунду, да знаю, что ничего не добьюсь. Пожалуй, сейчас чем меньше я вмешиваюсь, тем вероятнее, что мать Изабелла смилостивится над бедной старухой.
Разумеется, все это козни Лемерля. Чем дольше я живу в монастыре, тем отчаяннее мое положение. Именно этого и хотел Лемерль. Он насмехается над моей преданностью сестрам, но понимает, что я их не брошу, пока Флер беда не грозит. Теперь я сама себе тюремщица: нужно бежать, но страшно подумать, что без меня здесь случится. Каждый вечер раскидываю карты, но выпадает все как прежде — горящая Башня, с которой, воздев руки, падает женщина; Отшельник в мантии с капюшоном, страшная Шестерка мечей. Нам грозит беда, говорят карты, катастрофа, пред которой я совершенно бессильна.
Пришел ответ на мои письма, наконец-то. Монсеньор явно не спешит, не видит особых причин благодарить меня за мой тяжкий труд. Понятно, посвятить жизнь служению благородным Арно — само по себе честь. Впрочем, щедрый дар, мраморная статуя, которую прислали с письмом, красноречиво свидетельствует о его одобрении. Монсеньор весьма доволен известием об обновлениях, которые затеяла его племянница. Еще бы! Уж как я расписал юную настоятельницу — божественная невинность, неземная красота, обожание сестер, птички, слетающиеся на ее глас. А что за чудеса творятся в монастыре — и розовые лепестки дождем, и невероятные исцеления. Сестра Альфонсина возрадовалась бы, прослышав об исчезновении своего мучительного недуга, а бедная сестра Розамунда — о том, что вновь действует ее отнявшаяся рука. Бахвалиться чудесными исцелениями не след, надо надеяться, что с Божьей помощью…
Наживка заброшена, почти не сомневаюсь, что рыбка клюнет. Я уже и дату удобную предложил — пятнадцатое августа. Это день Успения и Вознесения Святой Девы Марии, вот и отпразднуем возрождение нашего монастыря.
Чтобы успеть, мне придется работать денно и нощно. К счастью, у меня есть помощницы — Антуана, нетребовательная и выносливая, как вол; Альфонсина, моя провидица и распространительница слухов; Маргарита, живой проводник моих идей, не говоря уже о Пьете, моей посыльной, моей маленькой сестре Анне и Клементе.