Видели бы вы личико племянницы, когда я сообщил ей новость. Я едва ее не расцеловал: глазки сузились, губки презрительно скривились.
— В какой монастырь? — завопила она. — Это же глушь! Богом забытая глушь!
Вы испортили ребенка, монсеньор! Внушили, что она, сопливая девчонка, достойна лучшего. Небось озорница мечтала о Париже с его башнями, чванством и великосветскими шлюхами, которые падут пред нею на колени. Это как раз по ней!
Или дело в наказании, коему я подверг ее за злость, в отповеди и в великодушном прощении. В девчонке живет страсть, которую вы вряд ли замечали, — греховность затачивается о праведность, образуя сверкающее лезвие. Однажды она пустит его в ход. Берегитесь, монсеньор д’Эврё!
Как я и предполагал, ночью ко мне пришла Жюльетта. Рискованный шаг, я ведь мог быть с Клементой. Впрочем, разгадав мою тайну, тянуть Жюльетта не желала.
Спешка с разоблачением очень в духе Эйле. На ее месте я бы затаился и избрал тактику выжидания, но Крылатая моя вечно бросается в сечу, поддавшись порыву, выкладывает все свои козыри. Это серьезный промах, более того, свойственный новичкам. Сейчас он мне на руку, но, честное слово, я разочарован. Плохо же я ее учил…
— Вот почему ты здесь! — с порога заявила она. — Из-за епископа Эврё!
— Из-за какого епископа? — Невинность я изобразил из рук вон плохо, а все чтобы увидеть ее торжествующий взгляд.
— Прежде ты врал убедительнее, — заявила Жюльетта, без приглашения врываясь в сторожку.
— Разучился. — Я смущенно пожал плечами.
— Это вряд ли.
Жюльетта опустилась на подлокотник кресла и болтала ногой. Пяточки у нее испачкались, зато глаза лучились радостью мнимой победы.
— Ну, когда мы его ожидаем? — осведомилась она. — И что случится, когда дождемся?
— Разве мы его ожидаем? — с улыбкой переспросил я.
— Если нет, ты окончательно потерял хватку.
Я пожал плечами, нехотя соглашаясь с ней.
— Разве мог я с тобой поделиться? В последнее время доверием ты меня не балуешь, так?
— А ты удивлен? После Эпиналя…
— Жюльетта, не будь докукой. Я уже объяснял тебе.
— Выслушать объяснение еще не значит простить, — резко возразила она. Как ни странно, за резкостью скрывалась мягкость, словно, выяснив правду, Жюльетта не растеряла последние капли доверия, а успокоилась. — Расскажи про епископа, — куда мягче попросила она. — Знаешь ведь, я не выдам.
— Вот так верность! — улыбнулся я. — Искренно тронут. Я…
— И не мечтай, — процедила она. — У тебя моя дочь.
Ай, снова нападки! Впрочем, в затянувшейся игре грамотная уступка может считаться победой.
— Понятно, — вздохнул я и осторожно привлек Жюльетту к себе. Она не отстранилась.