Фугхелнесс — остров Фаулнесс, Эссекс
Хастенгас — Хастингс, Суссекс
Хвеалф — река Крауч, Эссекс
Хорсег — остров Хорси, Эссекс
Хотледж — река Хадлей, Эссекс
Хрофесеастр — Рочестер, Кент
Эксанкестер — Эксетер, Девоншир
Эофервик — Йорк, Йоркшир
Эрвен — река Оруэлл, Суффолк
Этандун — Эдингтон, Уилтшир
Эшенгам — Эшинг, Суррей
Sword Song is voor Aukje,
mit liefde:
Er was eens…
[И меч звенит,
И меч поет,
«И вот я здесь», — он говорит (старая англосаксонская песня). Пер. И. Широковой.]
Пролог
Темнота. Зима. Морозная безлунная ночь.
Наше судно покачивалось на реке Темез, и я видел, как за высоким носом звезды отражаются в мерцающей воде. Река вздулась от тающего снега, что стекал в нее с бесчисленных холмов. Зима сползала с меловых нагорий Уэссекса. Летом ручьи пересохнут, но сейчас они, пенясь, бежали с длинных зеленых холмов и наполняли реку, текущую к далекому морю.
Наше безымянное судно стояло рядом с берегом Уэссекса. На северном берегу находилась Мерсия.
Нос судна смотрел вверх по течению; нас укрывали низко нависшие голые ветви трех ив. Чтобы корабль не унесла река, мы привязали его к одной из ветвей кожаным канатом.
На этом судне — торговом корабле, трудившемся в верховьях Темеза, находилось тридцать восемь человек. Хозяина корабля звали Ралла. Он стоял рядом со мной, положив руку на рулевое весло. Я едва видел Раллу в темноте, но знал — он облачен к кожаную куртку, на боку у него висит меч. Все остальные люди на борту носили не только кожаную одежду, но и кольчуги и шлемы; у всех имелись щиты, топоры, мечи и копья. Нынче ночью нам предстоит убивать.
Мой слуга Ситрик сидел на корточках рядом со мной и водил точильным камнем по клинку своего короткого меча.
— Она говорит, что любит меня, — сказал он.
— Само собой, она это говорит, — отозвался я.
Ситрик помолчал, а когда заговорил снова, голос его звучал веселее, как будто мои слова его приободрили.
— Ведь мне, наверное, уже девятнадцать лет, господин! Или даже двадцать.
— Или восемнадцать? — предположил я.
— Я мог жениться еще четыре года назад, господин!
Мы разговаривали почти шепотом.
Ночь была полна самых разных звуков. Журчала вода, голые ветви постукивали на ветру, ночная живность плескалась в реке, лисица выла, как погибающая душа, где-то ухала сова. Поскрипывали доски судна. Точильный камень Ситрика царапал и скреб по железу. Чей-то щит стучал о скамью гребца.
И все равно я не осмеливался говорить громче, потому что выше по течению находился вражеский корабль и люди, что сошли с него на берег, оставили на борту часовых. Возможно, часовые видели нас, когда мы скользили вниз по реке к мерсийскому берегу, но теперь наверняка решили, что мы уже давно ушли к Лундену.