Верхом за Россию. Беседы в седле (фон Лохаузен) - страница 107

Еще сегодня японцы в этом превосходят нас. Все же, при всей их деловитости они проводят целые часы в безмолвном погружении. Они до земли кланяются перед их императором, перед восходящим солнцем, перед ларцом их предков. Их бусидо, «путь воина», их искусство фехтования, умение пользоваться кистью, луком — это одно «найти себя через забвение самого себя». Они называют это «дзен». Японский лучник не думает: «Теперь!» Его воля отключена. Когда наступает момент, тетива спускается сама собой. Настоящий самурай не думает: «Вот теперь я нанесу удар!» Не его сознание руководит его оружием, меч сам находит свою дорогу. У нас тоже сохранились остатки такого знания. Наша муштра — она тоже должна пройти через нас, должна превращать нас, до тех пор пока нам она больше не потребуется и в конце будем стоять над ней. Кто не достигнет этого, никогда не сможет образцово исполнять свою службу. Тот, кто не поднимется над собой, не станет примером. Не слишком важничать — не это ли — наряду с основой всей мудрости — существенная немецкая, существенная прусская добродетель? Она была ею, во всяком случае.

«Кто больше хвастается, — скажете вы — больше получает от жизни»? Конечно, на юге. Там это соответствует актерскому инстинкту средиземноморской расы. Слово для итальянцев, также для актеров, вероятно, для политики; но для нас? Для англичан важно их искусство с улыбкой умалять значение того, что они есть, что делают и что говорят. «Understatement», «преуменьшение», пишется с большой буквы. Англичане это англосаксы, той же самой крови, что наши англы и нижнесаксонцы, только перемешанные с кельтами и с норманнскими пластами. Но это еще мало что говорит. У нас тоже частично та же кровь, что и других, даже с нескольких сторон. Но превосходство над собой от этого не зависит.

Я вспоминаю о лейтенанте вроде вас; это было еще до 1914 года в каком-то прусском полку. Из гвардейских или линейных войск, я точно не знаю. Судя по тому, кто рассказал мне об этом, пожалуй, он мог быть из гвардии. Впрочем, по-видимому, вполне рутинная история, и, тем не менее, весьма многозначительная. Однажды командир полка сделал выговор этому лейтенанту за какой-то проступок, в котором тот вовсе не был виновен. Его ротный командир узнал об этом, разобрался в деле и сообщил об этом командиру полка. Тот снова вызвал лейтенанта к себе и спросил, почему же он принял эту несправедливость без какого-либо возражения. К своему удивлению командир получил ответ: «Господин полковник, но ведь что-то в таком роде только задерживает!» Кроме того, речь ведь не шла о чем-то оскорбительном, заметил лейтенант, о войне тоже нет, потому не так уж важно, кто именно совершил ту ошибку, ведь они все в равной степени состоят на службе Его Величества. Ему этого было достаточно, и в этом все равно ничего нельзя было бы изменить. Есть ли что-то «более немецкое», чем эта история?