История направляет свои призывы ко всем сильным, но избирает только умных среди них. До сих пор мы показали только нашу силу, и этого слишком мало. Тот, кто хочет быть королем, также должен доказать, что он король. Если мы теперь не справимся, если мы не выдержим испытания, мы придем только как завоеватели или тем более как угнетатели, тогда те, другие сделают свой ход. Тогда они обрушатся на нас, и не мы изменим Россию, а они Европу, их способом и их средствами. Только нам история дала до сих пор возможность прийти в эту страны как освободители. У Карла XII не было такой возможности, и у Наполеона тоже не было. Оба они из-за этого потерпели поражение. История призвала нас, но мы еще не избраны. И там тоже дремлет вера в такое избрание. Они там тоже хотят империи во всю ширь континента, от океана до океана. Они там тоже верят в свое призвание, в будущее, исходящее из России благо. И это уже с тех пор, как один монах шестнадцатого века отчеканил слова: «Москва — Третий Рим, а четвертому не бывать».
Еще мы — для многих там надежда. Еще мы можем помочь им выполнить также их миссию. Еще они ждут знака с нашей стороны. Но придет время, когда нам нужно будет объясниться. Знамя самоопределения больше не может оставаться долго неразвернутым. Мы должны, наконец, развернуть его. Если мы не сделаем это, мы окажемся похожими на сказочного принца, который не исполнил поставленную ему задачу и проиграл из-за этого свою жизнь и руку принцессы.
У каждого народа есть его час, каждый однажды считает себя призванным. Не много прошло времени с тех пор, когда англичане еще считали себя заново воплощенным двенадцатым коленом Израиля. Каждый успех был для них подтверждением божественной милости, выигранные битвы становились призывом к окончательному искоренению их врагов, «необузданных толп дикарей» (немцев, индейцев, католиков). Они стояли в свете, все другие в тени.
И французы? Для них разум, цивилизация, дух, вкус и логика, несомненно, являются французского происхождения, если не даже — наряду с ними — и сам Господь Бог. Несмотря на это, они провозгласили то, что никогда невозможно было бы объединить: свободу, равенство, братство. То, что это не сходилось одно с другим, только содействовало взрывной силе их идей. Только парадоксы делают историю, а до конца продуманное, окончательно объясненное — никогда. Только противоречивое зажигает. Только здесь ставятся вопросы: Свобода — от чего? От необходимости, страха или собственной совести? Начальства? Государства? Закона? И свобода для чего? Для какого действия, какого порока, какой обязанности? А потом равенство! Равенство перед кем? Перед Богом? Природой? Законом? Обществом? И с кем? С теми, у которых лучше или с теми, у которых хуже? С гениями или с кретинами? Оба лозунга можно использовать в равной степени использовать и там и тут, для оправдания как эгоизма, так и самоотрицания, как зависти, так и справедливости.