Пришло время «отправления паланкина». Паланкин поднесли к дверям женского флигеля, где две родственницы зажгли факелы из красной бумаги, пропитанной смолой, и осветили внутренность паланкина, для чего им пришлось нагнуться и заглянуть внутрь. Затем Мэя позвали в зал к алтарю предков, где он отвесил земные поклоны, выражая этим все свое почтение; он путался в свободном халате, а свисавшие ярко красные ленты придавали ему глуповатый вид. Когда он выпрямился, в голове чуть-чуть шумело, и до него, как сквозь сон, донеслось: «Паланкин отправляется». Он слышал также звуки сон, людской гомон, взрывы хлопушек. Сойдя с крыльца, он увидел Цзюе синя, внимательно глядевшего на него. Мэй подошел к нему и только тогда заметил, каким скорбным взглядом Цзюе-синь смотрит на него. Затем он испуганно оглянулся и увидел довольную улыбку на строгом темном лице отца.
Сегодняшним торжеством руководил опять Чжоу Бо-тао, а Цзюе-синь по мере сил помогал ему. Мэй делал все, что приказывал ему отец, не задумываясь над тем, зачем это нужно. Ему не пришлось сопровождать свадебный паланкин в дом Фэнов для встречи невесты (это было обязанностью специально выделенных гостей), и, казалось, он мог немного отдохнуть. Но он был так взволнован, что не знал, сможет ли спокойно перенести весь этот сложный, утомительный обряд. Десятки глаз были устремлены на него, и в каждом взгляде ему чудилась насмешка. Все так странно смотрели на него! Никто не сказал ему теплого слова утешения, никто не спросил о его самочувствии. Он пал духом и стал искать укромного местечка, но повсюду ему встречались люди, как-то странно смотревшие на него. И каждый обращался к нему со всякими пустяками.
До возвращения свадебного паланкина в доме Чжоу успели наскоро перекусить. Мэй только притронулся к пище, но не мог проглотить даже кусочка, так как только что слышал, что сказала бабка: «Наш жених смущается больше невесты». Он готов был провалиться сквозь землю.
Вернулся свадебный паланкин. Мэй слышал треск хлопушек, звуки сон, гомон людей. Ему что-то сказали: «Ах, да. Нужно уйти в дом». Украшенные красными лентами слуги, сопровождавшие свадебный паланкин, пронесли его сквозь средние ворота и медленно направились к залу. Присутствующие обступили паланкин словно какую-то драгоценность. Многим послышался из паланкина плач, но через плотно закрытые дверцы ничего не было видно.
Паланкин остановился у входа в зал. Носильщики повернули его так, что дверцы паланкина оказались как раз напротив ниши для изображений богов. Портьеры дверей зала оттянули так, чтобы никто не видел, как невесту будут высаживать из паланкина.