Пьеса «Накануне», поставленная в этот вечер во «Французском коллеже», имела огромный успех у зрителей; она взволновала даже директора коллежа (того самого французского пастора с пышными усами). После спектакля Цзюе-минь возвращался домой один. Когда, пройдя пустынными улицами, он подошел к воротам своего дома, они уже были закрыты, и ему пришлось распахнуть их, чтобы попасть в дом.
В кресле, опустив голову на грудь, дремал привратник Сюй-бин. При виде Цзюе-миня он поднялся, приветствуя барина.
— Поздновато сегодня, барин, — улыбнулся он.
Небрежно кивнув, Цзюе-минь поспешил в свой флигель. Когда он проходил главную гостиную, издалека донеслись удары колокола — был час ночи. Пройдя через боковую дверь, Цзюе-минь уже приближался к своей комнате, как вдруг на дорожке появилась чья-то тень. С одного взгляда Цзюе-минь угадал в ней брата. Он хотел пройти, не окликнув его, и уже заносил ногу на ступеньки, ведущие к комнате брата, но Цзюе-синь вдруг сам окликнул его и направился к нему. Цзюе-миню пришлось остановиться на полпути и подождать Цзюе-синя.
Звуки колоколов — всегда одни и те же, всегда одинаково неприятно действовавшие на слух любого человека, — раздавались теперь ближе. Цзюе-синь поднялся по ступенькам и, взглянув на брата, беспокойно спросил:
— Ты только что пришел?
Цзюе-минь кивнул, бросив на брата удивленный взгляд.
Братья зашли в комнату. Цзюе-синь, лицо которого выражало заботу и беспокойство, тут же сел на один из стульев у стола, а Цзюе-минь возбужденно шагал по комнате, все еще переживая перипетии борьбы между чувством и разумом в пьесе «Накануне», которую ставили в коллеже.
— У вас сегодня было собрание? — чуть слышно спросил Цзюе-синь.
Цзюе-минь изумленно взглянул на брата и только теперь вспомнил, что вечером встретился с Цзюе-синем у входа в магазин.
— Было юбилейное заседание по поводу двухлетия еженедельника, — откровенно признался он.
Цзюе-синь уставился на брата; равнодушный вид последнего еще более увеличил его беспокойство. Он. так внимательно смотрел на Цзюе-миня, словно хотел заглянуть ему в душу, узнать, что там скрыто. Но это было бесполезно: душа Цзюе-миня была загадкой, которую не каждому дано было разгадать. Это был удар для Цзюе-синя. Он боролся с мыслью, которая ему самому казалась страшной; хотел что-то сказать, но не находил подходящих слов.-
Цзюе-минь видел, что брат с состраданием смотрит на него, но не знал, что творится у того на душе. Неожиданно он что-то вспомнил:
— Похоронили сегодня Хой? Го-гуан больше не отказывался?
— Похоронили, — кивнул головой Цзюе-синь; глаза его внезапно заблестели. Но тут же лицо его снова потемнело. — Ты не должен так поступать, Цзюе-минь! — через силу произнес он.