— Я тоже верю в это, — шепнула ему на ухо Цинь, и ему показалось, что эти слова донесло до него нежным дыханием ветерка.
— Мне вчера вечером так хотелось повидать тебя! Я знал, что ты меня ждешь, и мне нужно было так много сказать тебе. Хочешь, я расскажу тебе, что было вчера в редакции? — вдруг несколько возбужденно и даже торжественно произнес он. — Вчера я как будто видел чудесный сон. Я хотел рассказать тебе этот сон, я знал, что ты с интересом выслушаешь меня. Но я поздно вернулся домой, — с сожалением прибавил он. — Я никак не мог прийти к тебе и только целый вечер повторял твое имя. — Он умолк, его сверкающий взгляд манил ее.
Цинь была тронута, но тихонько рассмеялась:
— Не сходи с ума.
Цзюе-минь улыбнулся:
— Счастье нередко делает людей сумасшедшими.
— Но я еще в своем уме, — кокетливо шепнула Цинь и отошла к письменному столу, где села в плетеное кресло наискосок от Цзюе-миня. Облокотившись о стол, она радостно и чуть-чуть восторженно смотрела на Цзюе-миня. — Расскажи мне, что было вчера, — попросила она.
Цзюе-минь не заставил себя долго упрашивать; казалось, он не представлял себе счастья без их общего дела. Когда Цинь спросила его о вчерашнем, сердце наполнилось радостью, и он забыл о самом себе. Глаза его засверкали еще ярче. Он рассказывал последовательно и очень подробно; голос его лился и лился, словно неиссякаемый родник, уносящий все трудности и невзгоды. Цинь внимательно слушала, одобрительно кивала и изредка смеялась своим чистым смехом. Его рассказ постепенно уносил ее в далекую-далекую, удивительную, сказочную страну, где повсюду были свет и веселье. Легкая улыбка застыла на ее губах.
Появление Ли-сао, которая принесла чай, нарушило рассказ Цзюе-миня, и грезы Цинь. Но как только служанка ушла, Цзюе-минь снова заговорил, и глаза Цинь снова заблестели. Когда Цзюе-минь поднес ко рту чашку с. чаем, Цинь улыбнулась ему счастливой улыбкой. На несколько мгновений керосиновая лампа стала тысячей факелов, а крохотная комнатка превратилась в прекрасный дворец. Темнота исчезла из комнаты так же, как и из их сердец. В своих мечтах молодежь зачастую склонна к преувеличениям, но мечты Цзюе-миня и Цинь лишь укрепляли их веру друг в друга, веру в жизнь.
Цзюе-минь умолк. «Неугасимый огонь», о котором писал Степняк (в повести «Жизнь Софьи»), горел в их сердцах. Может быть, он и не полыхал ярким пламенем, но они все же ощутили в себе его тепло. Согретые этим огнем, сердца их испытывали радость кипения жизненных сил. Они разговаривали легко, непринужденно, хотя, может быть, и несколько возвышенно. Цинь спрашивала, Цзюе-минь подробно объяснял. Она поняла все, как если бы видела все собственными глазами. Его глаза — были теперь ее глазами. И этими глазами она видела прекрасную мечту.