— Я вовсе не упрекаю тебя, упреки сейчас бесполезны. Я сочувствую тебе и понимаю твое положение. Но мне не вполне ясен твой образ мыслей и твои действия. Почему, например, ты любишь все время вспоминать о прошлом? Почему бы тебе почаще не думать о будущем? — искренне убеждал брата Цзюе-минь.
Эти слова глубоко тронули Цзюе-синя, и слезы снова брызнули у него из глаз. Перед ним, казалось, мелькнула надежда, но тут же опять погасла. Вздохнув, он сказал жалобным тоном:
— Будущее… но, какое может быть у меня будущее? Уж лучше почаще вспоминать о прошлом — оно по крайней мере может принести хоть какое-то успокоение. В моей жизни все же были счастливые дни.
Шу-хуа с недоумением смотрела на братьев. Она не вполне понимала, о чем они говорят, ей было неясно, что такое «действие подсознательного», но она верила, что они (в особенности Цзюе-минь, которого она очень уважала и любила) знают больше, чем она. Поэтому она не стала спорить с Цзюе-минем и молча слушала разговор братьев.
Охваченная горькими воспоминаниями, Юнь не в силах была прислушиваться к тому, что говорили. Усадив сестру на стул возле соседнего стола, Цинь старалась успокоить ее и что-то ласково ей нашептывала.
Шу-чжэнь по-прежнему стояла, облокотившись о стол. Казалось, она внимательно слушает разговор братьев, но в действительности их слова не доходили до ее сознании. Лицо ее, как всегда, выражало тоску одиночества и страх.
— Не надо так говорить, брат, тебе еще нет тридцати, и ты обязан думать о будущем. Лишь старцы шестидесяти — семидесяти лет могут жить прошлым.
Цзюе-минь говорил очень убедительно, он стремился развеять настроение безнадежности у старшего брата, вновь зажечь угасающий в нем энтузиазм молодости. Ему хотелось также привлечь его на свою сторону.
— Понимаю, понимаю, — кивая головой, терпеливо отвечал Цзюе-синь, — конечно, мне не переспорить тебя. Однако в жизни часто все бывает не так, — не так просто, как это мы себе представляем. И я иногда думаю о будущем, обдумываю свои небольшие планы. Но люди постоянно мешают мне делать то, что мне нравится, как будто я не имею права на счастье.
На лице Цзюе-синя все еще сохранялось выражение скорби. Он как будто хотел улыбнуться, но не мог; Судя по его тону, он не надеялся убедить других, а просто жаловался на свои горести.
Юнь уже пришла в себя. Вытирая глаза, она прислушивалась к их разговору. Цинь стояла подле нее и тоже слушала Цзюе-синя.
— Твое счастье — в твоих собственных руках. Тебе нужно побольше думать о себе и поменьше — о людях, которые тебе мешают. Ты должен бороться с ними, должен драться! Драться до конца!