Сексолог Одинцов, как тетерев на токовище, слышал лишь самого себя, и потому нелегко было протаранить его бетонное соло тунцовым вопросом. Ну да, махнул он рукой, тем не менее… Большую часть интервью пришлось переписывать из книжек: про селен и сперматогенез, про цинк и потенцию и досочинять про тунец, кладезь целебных элементов. Одинцов, сдвинув очки на лоб, вычитывал материал и поминутно кивал: да-да, именно так я и говорил, благодарю, вы очень бережно относитесь к чужим мыслям…
Первый PR-блин, вопреки пословице, был удачен, и Одинцов заработал галочку в графе «санпросветработа», и Бизон весело гоготал в телефонную трубку: начали потихоньку брать, начали! а теперь кто-то неведомый эксгумировал давнюю историю –какой корысти ради? Происходящее не имело ни имени, ни объяснения, и потому Карпов чуял в нем угрозу, отчетливую и резкую, как щелчок затвора.
Версия о проплаченном эфире выглядела чистым идиотизмом: слишком дорогое удовольствие – мочить безвестного провинциала на московском канале. Более достоверной показалась мысль о собственном сумасшествии. Гипотезу можно было разъяснить без особого труда, и Карпов вышел на лестничную площадку и постучал в соседскую дверь. Наталья дохнула на него водкой: привет, Серый, проходи, а как насчет?.. Здорово, мать, ты же знаешь, я в завязке, а НТВ у тебя нормально кажет? у меня хрень какая-то прет вместо картинки. Хриплая кабацкая удаль Аллегровой оборвалась: щас глянем. Арон Моисеевич на экране сосредоточенно щурился: «Кама Сутра» за тысячу. Кулешов не замедлил озадачить: этой цитатой он склонил подругу к анальному сексу. Ройзман замялся, собирая и распуская складки на кирзовом лице. Скороговоркой вступила Жанна, слова на ее губах пузырились, обгоняя друг друга: по-моему, это звучало так – когда я буду сыт ею как девочкой, она послужит мне как мальчик. Совершенно верно – Гете, «Венецианская эпиграмма». На Жанну высыпали пригоршню аплодисментов. Ни хера себе вопросы, изумилась Наталья, совсем страх потеряли, я, пожалуй, погляжу, оставайся, если хочешь. Спасибо, сказал Карпов, попробую со своим разобраться.
Крышу, стало быть, не сорвало. А лучше бы сорвало, подавленно подумал он, увязнув в покорном недоумении, и капитулировал перед игрой: такого досье и у чекистов нет, – можно подумать, свечку держали. Оставалось лишь глухо бормотать себе под нос: дилетанты, еб вашу мать через коромысло; habe ich als Mädchen sie satt… и далее по тексту, – это, к вашему сведению, было сказано на языке оригинала. Перевод попросту не имел смысла. По правде говоря, на язык просилось другое: как широко! как глубоко! нет, Бога ради, позволь мне сзади, – да галантная гетевская содомия выглядела ласковее охального пушкинского жопоебства.