Телеологические теории интуитивно весьма привлекательны, так как включают в себя идею рациональности.
Естественно полагать, что рациональность — это максимизация чего-то, и что в области морали должно максимизироваться благо. Самоочевидным выглядит предположение, что вещи должны быть устроены так, чтобы вести к наибольшему благу.
Важно иметь в виду, что в телеологической теории благо определяется независимо от правильности. Это означает две вещи. Во-первых, теория рассматривает наши обдуманные суждения по поводу того, какие вещи представляют благо (наши оценочные суждения), в качестве отдельного класса суждений, интуитивно отмеченных здравым смыслом, и далее, выдвигает гипотезу, что правильность — это максимизация уже известного блага. Во-вторых, теория позволяет нам делать суждения о благе без указания на то, что есть правильность. Например, если наслаждение представляет собой единственное благо, тогда наслаждения могут быть распознаны и оценены при помощи критерия, который не предполагает никаких стандартов правильности, или же того, что мы обычно полагаем правильным. Если же распределение благ также рассматривается как благо, вероятно, более высокого порядка, и теория призывает нас к наибольшему благу (включая благо распределения среди других), мы больше не имеем телеологической точки зрения в классическом смысле. Проблема распределения подпадает под интуитивно понимаемую концепцию правильности, и поэтому теория не имеет независимого определения. Ясностью и простотой классические телеологические теории обязаны, главным образом, тому обстоятельству, что они делят наши моральные суждения на два класса, один из которых характеризуется самостоятельно, после чего второй увязывается с ним через принцип максимизации.
Телеологические доктрины отличаются меж собой весьма отчетливо тем, как специфицируется концепция блага. Если она рассматривается как реализация человеческого совершенства в различных формах культуры, мы имеем то, что называется перфекционизмом. Это понятие можно найти у многих, в том числе у Аристотеля и Ницше. Если благо определяется как наслаждение, мы имеем гедонизм; если как счастье — эвдемонизм, и т. д. Я буду понимать принцип полезности в его классической форме, определяющей благо как удовлетворение желания, или, вероятно, лучше, как удовлетворение рационального желания. Это согласуется с утилитаризмом во всех отношениях и обеспечивает, я полагаю, приемлемую его интерпретацию. Подходящие условия социальной кооперации устанавливаются согласно тому, что при данных обстоятельствах даст наибольшую сумму удовлетворения рациональных желаний индивидов. На первый взгляд, невозможно отрицать правдоподобность и привлекательность этой концепции.