Вероятно, веса, которые мы приписываем, — это те веса, которые получились бы, если бы мы применяли эти стандарты или преследовали эту цель. Допустимо, что любое балансирование принципов в этом смысле подчинено интерпретации. Но интуитивист говорит, что на самом деле нет такой интерпретации. Он утверждает, что не существует выразимой этической концепции, которая лежит в основе этих весов.
Геометрическая фигура или математическая функция могут служить их описаниями, но нет конструктивных моральных критериев, которые устанавливали бы их разумность. Интуитивизм утверждает, что в наших суждениях о социальной справедливости мы должны рано или поздно прийти к множественности первых принципов, в отношении которых мы можем только сказать, что их правильно балансировать так, а не иначе.
Нет ничего иррационального в интуитивистской доктрине самой по себе. На самом деле, она может оказаться истинной. Мы не можем считать установленным, что все наши суждения о социальной справедливости должны выводиться из явных этических принципов. В противовес этому интуитивист верит, что многообразие моральных фактов возводит непреодолимые препятствия на пути к полному описанию наших суждений и вынуждает к множественности конкурирующих принципов. Он утверждает, что попытка выйти за пределы этих принципов сводится либо к тривиальности, когда говорят, что социальная справедливость состоит в том, чтобы отдать каждому человеку должное, либо — к ложным суждениям и сверхупрощениям, когда пытаются установить все что угодно с помощью принципа полезности. Единственный способ, следовательно, оспорить интуитивизм, заключается в установлении распознаваемых этических критериев, объясняющих веса, которые в наших суждениях мы полагаем подходящими для принципов. Опровержение интуитивизма состояло бы в представлении такого рода конструктивных критериев, которые, с точки зрения интуитивизма, не существуют.
Понятие распознаваемого этического принципа, надо признать, весьма расплывчато, хотя легко привести многочисленные примеры, заимствованные из традиции и здравого смысла. Но бесполезно обсуждать подобные материи в абстрактном духе. Интуитивист и его критик смогут разрешить спор, если критик сможет дать свое систематическое представление предмета.
Может возникнуть вопрос, являются ли интуитивистские теории телеологическими или деонтологическими.
Они могут быть и теми, и другими, и любой этический взгляд опирается до некоторой степени на интуицию.
Например, можно утверждать, как это делал Мур, что «личная привязанность и человеческое понимание, творение и созерцание красоты, добыча и оценка знания — это основные блага, наряду с наслаждением». И можно было бы утверждать также (чего Мур не делал), что это единственные блага сами по себе. Так как эти ценности специфицируются независимо от правильности, мы имеем телеологическую теорию перфекционистского типа, если правильность определяется как максимизация блага. И все же в оценке того, что дает наибольшее благо, теория может утверждать, что эти ценности должны сравниваться интуитивно: можно сказать, что тут нет существенного направляющего критерия. Часто, однако, интуитивистские теории являются деонтологическими. Согласно определению Росса, распределение благ в соответствии с моральными ценностями (распределительная справедливость) включается в блага, которые необходимо преследовать. И хотя принцип, по которому следует стремиться к наибольшему благу, рассматривается в качестве первого принципа, именно он подлежит сравнению через интуицию с другими принципами, претендующими на то же20. Отличительная особенность интуитивистского взгляда, тогда, заключается не в том, является ли он деонтологическим или телеологическим, а в том, что он отводит существенное место апелляции к нашим интуитивным способностям при отсутствии конструктивных и распознаваемых этических критериев. Интуитивизм отрицает, что существует какое-либо полезное и точное решение проблемы приоритета. Я хочу теперь обсудить этот вопрос.