Что касается нас, мы убеждены, что Жак Вотье очень хорошо знал жертву до своего преступления, без малейшего колебания и без всякого труда добрался до каюты молодого американца, чтобы совершить убийство. В этом преступлении все было обдумано, рассчитано, взвешено. После обеда Жак Вотье притворился спящим, ему это нетрудно было сделать, потому что он спал после обеда каждый день с начала путешествия. Он знал, что жена этим воспользовалась, чтобы выйти подышать на верхнюю палубу. Как только она ушла, он встал, пошел по коридору, в который выходили каюты первого класса, и поднялся по лестнице на площадку, откуда был доступ к каютам класса «люкс». Подойдя к каюте Джона Белла, он постучал в дверь. Молодой американец, который, должно быть, отдыхал в пижаме, поднялся, чтобы открыть дверь и встретить посетителя. У Джона Белла не было никаких причин заподозрить в чем-либо безобидного с виду слепоглухонемого, с которым он был знаком. Он закрыл выходившую в коридор дверь и спокойно снова улегся на койке: это важный момент, здесь мы расходимся с инспектором Мервелем, полагающим, что преступник воспользовался сном жертвы, чтобы ее убить. Это предположение кажется нам сомнительным — как тогда Вотье мог проникнуть в каюту?
Что же сделал слепоглухонемой, когда Джон Белл снова лег на койку? Несомненно, он сделал то, что отказывается сделать с момента ареста: издал несколько тех гортанных восклицаний, которые могут создать впечатление, что он в состоянии объясниться устно. Возможно даже, Вотье присел на край койки и, воспользовавшись тем, что внимание молодого американца было отвлечено попыткой его понять, протянул руку к ночному столику с тайной надеждой обнаружить на нем какой-нибудь пригодный для убийства инструмент. Чуткими пальцами он прикоснулся к ножу для бумаги. Он уже больше не колебался. Резким движением схватил нож и нанес удар. Этот самый жест он без колебаний, с механической точностью воспроизвел по прибытии теплохода в Гавр, когда инспектор Мервель воссоздавал картину убийства.
Все произошло мгновенно: сильно заостренный нож для бумаги — следователь Белен представил суду его копию — перерезал несчастному молодому человеку сонную артерию. Из последних сил, с хрипом тот сумел добраться до двери, чтобы позвать на помощь. Об этом свидетельствует кровавый след, который тянется от подушки по ковру и до самой двери. Рухнув окончательно, он успел судорожно вцепиться пальцами в дверную ручку. Его тело мешало открыть дверь в каюту. Обезумевший от содеянного преступник в это время опустился на койку и стал вытирать о простыню окровавленные руки. Затем он впал в прострацию, забыв даже прикрыть дверь, на ручке которой повис убитый. Впрочем, зачем ему запирать дверь, если он и не собирался отрицать убийства? У него не возникло даже желания покинуть каюту и вернуться к жене, чтобы признаться в совершенном в припадке ревности убийстве. Прежде чем сесть на койку, он сделал только одно — подошел к открытому иллюминатору и выбросил в море нож, который, как он сказал капитану Шардо, внушал ему омерзение. После этого он стал ждать, пока кто-нибудь явится в каюту и обнаружит преступление, о котором он не сожалел. Сколько времени продолжалось это состояние прострации? Как долго оставались наедине слепоглухонемой убийца и подпиравшая дверь коленопреклоненная жертва? Полчаса, максимум — час, до тех пор, пока их не обнаружил стюард Анри Тераль.